Вряд ли какой-нибудь другой народ придает такое значение максиме, согласно которой «во множестве народа – величие царя, а при малолюдстве народа – беда государю». С древнейших времен институт брака занимал важное место в государственном устройстве Китая. Молодых людей и девиц побуждают считать своею обязанностью становиться основателями маленьких сообществ разумных созданий, из которых, в свою очередь, должны возникнуть другие сообщества. Чем больше детей (особенно мальчиков) у китайца, тем больше его уважают, и большая семья, в которой много сыновей, считается знаком особой благосклонности богов. Действительно, по-видимому, стремление обрести мужское потомство в этом народе так же сильно, как некогда у древних иудеев, хотя китайцам недостает мотивов, побуждавших еврейских родителей молиться о том, чтобы им были дарованы сыновья. Тем не менее и для китайцев корни этого стремления лежат в религиозных верованиях. Это естественное следствие доктрины, согласно которой души умерших обретают блаженство прежде всего из-за благоговения перед ними их мужского потомства. Я помню, какое впечатление оказала на меня та глубокая печаль, с которой знакомая мне пожилая дама оплакивала смерть своего сына; ему было более шестидесяти лет, а ей – восемьдесят два. Когда я заговорил с ее внуками о глубине горя их бабушки, они объяснили мне, что в особенности она горевала о том, что смерть постигла человека, на чье поклонение она надеялась, думая, что оно станет источником ее великого счастья в мире духов.
Приведу пример, имеющий более прямое отношение к проблеме брака. Пожилой китаец отказался заключить соглашение с американской дамой-миссионеркой, которая хотела, чтобы его внучка провела в миссионерской школе семь лет. Он сказал, что его внучка, которой было тогда пятнадцать лет, должна подарить ему внуков задолго до истечения семи лет.
Китайцы во все времена считали, что брак представляет собой межличностную связь. Тем не менее, хотя это предполагает доктрину, согласно которой моногамия – норма, предписываемая нравственностью, по меньшей мере в некоторых частях империи широко распространена полигамия. Однако в ряде северных провинций, особенно в Шань-дуне, подавляющее число жителей моногамны в самом строгом смысле слова. На распространенность полигамии в Китае повлияли различные факторы, несмотря на теоретическую моногамность китайцев. Один из наиболее существенных факторов – упомянутая страсть к обзаведению многочисленным потомством. В старину бездетность считалась достаточной причиной для того, чтобы взять в дом вторую или третью жену, но, по всей видимости, это допускалось лишь в качестве исключения и было доступно только богатым слоям населения. В настоящее время вторую или третью жену считают скорее прислугой, чем женой, пока она не родила детей. Другой причиной может быть то, что родители сами находят жен для сыновей – обычай, существовавший в древности и у евреев {45} . Часто избранные таким образом жены оказываются крайне неподходящими; и поскольку молодой человек волен выбрать для себя вторую или третью жену, он часто пользуется этой возможностью очень рано. Закон, принуждающий дворян и торговцев выдавать замуж своих невольниц, также работает на полигамию. Любой, кто уклонится от этой обязанности, подлежит призванию в суд города или деревни, где он живет, и получает несколько ударов палками {46} .
Полигамии у этого исключительного народа способствует и другой факт. Муж не должен сожительствовать с женой после того, как она забеременела, и даже после того, как родится ребенок, на протяжении всего времени кормления грудью. Считается, что любое нарушение этого правила не только приведет к болезненности ребенка, но и также навлечет на семью неудовольствие предков и принесет несчастье всем ее членам. Обычно богатые китайцы очень внимательны к соблюдению подобного поста. На моей памяти молодого дворянина, жившего в восточном предместье Кантона, родители жестоко выпороли за нарушение этого обычая.
В какой-то мере этим причинам можно приписать распространенную у китайцев практику полигамии. Я скажу еще несколько слов о ее дурных последствиях, примеры которых нередко являет частная жизнь почти каждой китайской семьи. И действительно, в таких домах я видел много душераздирающих сцен. У полигамии есть свойство способствовать распущенности, она ведет к неверности мужей, привносит во внутрисемейные отношения зависть, ненависть, злобу, всяческую жестокость и нередко приводит к самоубийствам ревнивых жен. Я часто узнавал, что ее последствием становилось изгнание мужем жены или же ее продажа из-за ложного обвинения соперницы. И поэтому многие китайские женщины настроены против брака. Только на одной улице Ша-бай-цзянь в Хэнане, пригороде Кантона, я был знаком с четырьмя семьями, в которых некоторые женщины категорически отказывались выйти замуж, боясь тяжелой жизни, которая выпала бы на их долю, если бы мужья стали многоженцами. Некоторые, чтобы избежать брака, становятся буддийскими или даосскими монахинями, а другие предпочитают браку смерть. Во время царствования Даогуана пятнадцать девственниц, которых просватали родители, узнав об этом, собрались вместе и решили совершить самоубийство. Они бросились в воды Жемчужной реки, поблизости от своей родной деревни. Гробница, в которой покоятся их тела, находится неподалеку от Хоцунь, она называется Могилой девственниц. В деревне поблизости от Хуанпу, которая называется Сяо-цзян-цзи, в июле 1873 года восемь просватанных молодых девушек утопились, чтобы избежать брака. Они нарядились в свои лучшие платья, связали друг друга одной веревкой и в вечерней мгле в одиннадцать часов бросились в приток Жемчужной реки.
В Китае почти все родители побуждают своих детей – здоровых или немощных, хорошо сложенных или искалеченных – вступать в брак, едва они достигнут зрелости. Печальнее всего для родителей, когда взрослый сын или дочь умирают, не успев вступить в брак. В Китае родители, опасающиеся, что последние часы сына или дочери недалеки из-за их плохого здоровья, часто безотлагательно берутся за приготовления к свадьбе. Молодого человека брачного возраста, больного чахоткой или любой другой затяжной болезнью, родители или опекуны могут заставить немедленно жениться. Я могу сослаться на случай со знакомым мне хрупким юношей. Он принадлежал к клану У, который в то время, вероятно, был одним из самых влиятельных и сильных в Кантоне. Когда семейный врач сообщил его родителям, что его вскоре ждет смерть, они решили, что его следует незамедлительно женить на девушке, с которой он уже был помолвлен. В назначенный день нареченную невесту привезли в дом умирающего юноши со всей пышностью и помпой, которые отличают китайские свадьбы. Церемония закончилась, только когда больного жениха препроводили в его комнату, где через несколько дней он сделал последний вздох.
В Китае, как и в христианских странах, есть степени родства, при которых вступать в брак нельзя. Например, мужчине не разрешается жениться на женщине, если она носит ту же фамилию или клановое имя, что и он. Наказание за нарушение этого правила составляет шестьдесят палок, а сам брак объявляют не имеющим законной силы. Кроме того, нельзя жениться на двоюродной сестре с материнской стороны, или на падчерице, или на тетке – сестре матери. Если к нарушителям этого предписания применяют букву закона, их казнят через удушение. Высокопоставленным мандаринам не позволено жениться на женщинах, которые живут в подвластных им провинциях, областях или уездах. Этот закон выработали для предотвращения семейственности, а также для того, чтобы не допустить злоупотребления влиянием определенной семьи в данной местности. Девушка не может выходить замуж до четырнадцати лет; если же она не выходит замуж до двадцати трех лет, будучи помолвленной, то это считается неприличным, если только на это нет важных причин личного свойства. Последняя максима, насколько мне известно, взята из сочинений Конфуция. Лицедеям, полицейским или рабам позволено жениться только на женщинах одного с ними общественного положения. Бракосочетание не может состояться, если одна из сторон в трауре.
Браки заключаются в любое время года. Однако чаще всего люди женятся начиная с пятнадцатого дня восьмого месяца и вплоть до четвертого месяца следующего года. Тем не менее в девятом месяце, который считается очень неблагоприятным, свадеб не бывает, за исключением случаев крайней необходимости, о чем будет рассказано ниже. В начале брачного сезона в разных книжных киосках выставляют на продажу книги с песнями, посвященными брачным узам. Что касается времени дня, когда совершается бракосочетание, здесь ограничений не существует. В некоторых районах неподалеку от Кантона свадьбы всегда справляют ночью, не столько из-за того, что днем стоит жара, сколько из-за того, что, когда свадебная процессия не так пышна, как надо бы, это проходит незамеченным: темнота скрывает все. На таких свадьбах, конечно, не обходится без фонарей и факелов. Однако и днем и ночью неотъемлемая часть свадебного кортежа – фонари. Видимо, в наши дни, как и в древности, этот обычай распространен на всем Востоке. Из стихов главы 25 Евангелия от Матфея явствует, что светильниками пользовались евреи. Кроме того, об этом многократно упоминается в сочинениях известнейших поэтов Греции и Рима, например в шестой песне Илиады, в пьесах Еврипида «Финикиянки» и «Медея», в «Эклогах» Вергилия.
Как я уже сказал, в девятом месяце свадеб не бывает, за исключением случаев крайней необходимости. Только ожидаемая смерть одного из родителей любого из нареченных супругов может повлечь такую необходимость. Если, например, отец считает, что его кончина близка, он велит помолвленному сыну или помолвленной дочери немедленно вступить в брак, – настолько велико стремление китайских родителей присутствовать при совершении этого знаменательного события. Конечно, такие браки совершаются в спешке. Я присутствовал на подобной свадьбе 27 июля 1870 года на улице Ань-юн-ли в Хэна-не – пригороде Кантона. Ее справляли в доме дворянина по имени Чжу Аюань, пожелавшего перед своей надвигающейся кончиной увидеть, как женится его сын. Молодому человеку, которого звали Ачжуй, шел пятнадцатый год; того же возраста была и невеста. Трогательное зрелище представляла собой молодая пара, кланявшаяся умирающему отцу, который едва мог благословить их, и нежность, с которой юная невеста поднесла ему традиционные чашку чая и пиалу риса. По завершении церемонии невесту увели обратно в дом ее родителей, где она должна была оставаться, пока не подрастет. Через два дня мой друг Чжу Аюань умер.
3 декабря 1871 года я присутствовал на похожей свадьбе мужчины по имени Пан Юн и женщины по имени Хэ Асин; оба они занимали скромное общественное положение. Бракосочетание совершилось в доме матери жениха, на улице Ма-чжу-пу в западном пригороде Кантона. Мать жениха, женщина преклонных лет, была при смерти. Она лежала на кровати в гостиной ногами к двери, дабы ее душа, оставив тело, могла беспрепятственно улететь в элизий {47} . К церемонии приступили безотлагательно и провели ее надлежащим образом. Какая же сцена последовала за этим! Был снят свадебный наряд, широкие складки которого скрывали фигуру невесты и ее руки, и обнаружилось, что она прокаженная! Когда это открылось, несколько родственниц жениха дали выход своему негодованию и гневу, разразившись самыми оглушительными воплями. Затем они, будто в едином порыве, обратились к невесте, которая теперь представляла такое страшное зрелище, чтобы излить на несчастную женщину лавину ядовитой брани и огульных обвинений. В конце концов бедняжка обратилась ко мне, ища сострадания, и, очевидно, боясь, что на ее долю могут выпасть более серьезные неприятности, горячо молила, чтобы я помог ей выпутаться из неудобной ситуации. Ей немедленно дали развод и возвратили к матери, которая, однако, категорически отказалась возместить жениху выкуп, который он заплатил за то, что справедливо посчитал невыгодной сделкой. В конце концов ему вернули лишь часть этой суммы. На всем протяжении этой сцены пожилая мать жениха, лежавшая при смерти, ни разу не шевельнулась. Казалось, что она уже умерла – так она была неподвижна. Она прожила до следующего утра, был на смертном ложе в течение краткого времени свидетельницей свадьбы своего единственного сына и ее странного результата – развода, сразу же данного невесте, на которой он так опрометчиво женился.
Могут спросить – и такой вопрос естественно возникает после прочтения этого фрагмента, – как в Китае заключают брачные союзы? Во всей стране распространено сватовство, чем занимаются посредники, или свахи, которые зарабатывают себе на жизнь, выбирая женщин и мужчин для желающих заключить брак. В основном эти свахи – женщины или пожилые мужчины. Родители, которые стремятся помолвить свое дитя, обычно обращаются к одному из представителей этого рода занятий. Сваха справляется со списком имен подходящих мужчин или женщин, который у нее всегда с собой. Молодые люди вступают в помолвку в возрасте от семи до четырнадцати лет. Однако в некоторых частях империи, особенно в районах, населенных хакка, практикуются помолвки в раннем детстве. Этот обычай многие китайцы осуждают на том основании, что, когда дети достигнут зрелости, может оказаться, что они поражены проказой, безумием или какой-либо болезнью, которая приведет к необходимости аннулирования помолвки. Я уже сказал, что в случае безумия одной из сторон помолвку расторгают.
Однако бывают и исключения из этого правила, как будет видно из истории брака одного знакомого мне юноши. Лян Аманю, молодому человеку, жившему в Лянь-чжи-тун – деревне в окрестностях рыночного города Синань, некоторое время обрученному с одной юной девицей, понадобилось оставить дом и уехать в областной город Чжа-оцин по делу. Во время своего пребывания там он сошел с ума. В этом состоянии Лян Амань нередко высказывал убежденность в том, что за ним постоянно следует молодая женщина, которая хочет в конце концов стать его женой. Когда он вернулся домой, эта галлюцинация продолжала его преследовать. Его родители посоветовались с гадальщиком, и тот сказал им, что их сына преследует душа женщины, которая умерла девственницей, и поэтому даже в мире духов стремится найти себе мужа. Они решили разрушить замысел потусторонней преследовательницы, тотчас женив сына на девушке, с которой он уже был помолвлен. Однако из чувства долга они сначала предложили родителям девушки отменить помолвку, поскольку их сын безумен. Как ни странно, это предложение не понравилось ее родителям. Они утверждали, что, если свадьба не состоится, душа безумного юноши станет, в свою очередь, преследовать их дочь и, по всей вероятности, навлечет на нее такое же расстройство. Таким образом, 10 декабря 1871 года в деревне Лянь-чжи-тун был заключен этот странный брак.
Как и в Месопотамии и в других странах Востока, китайцы традиционно женят своих детей в порядке старшинства. Когда родители обращаются к услугам свахи для выбора жены своему сыну, они, согласно обычаю, должны попытаться внушить посреднице озабоченность более добродетелью избранницы, чем ее красотой, вероятно, на том основании, что добродетельная жена – венец для мужа своего. С другой стороны, по общему мнению, родители молодой девушки должны больше ценить мудрость молодого человека, за которого они собираются отдать свою дочь, чем его богатство, по той причине, что нет радости отцу дурака, да и к тому же известно, что у дурака деньги не задерживаются. Сваха также предположительно должна выбирать из известных ей мужчин и женщин, во всех отношениях наиболее подходящих друг другу. Кроме того, в ее обязанности входит удостоверяться в том, что семьи договаривающихся сторон вполне респектабельны, их члены не болеют проказой, не страдают безумием и не замешаны в преступлениях, а также не являются ни актерами, ни рабами и не принадлежат к людям, живущим на реке в лодках.
Смысл этой системы выбора жен для своих детей и заключения за них помолвок – не только сделать невозможным нарушение обещания, но и предотвратить тайные побеги. Это, разумеется, не исключает полностью подобных авантюр. Иногда, хоть и редко, китайцы убегают с девушками, уже помолвленными с другими. Когда в Китае происходят тайные побеги, виновниками, как правило, бывают молодые холостяки и незамужние женщины, чьи родители живут или жили по соседству. Я помню, как молодая женщина по имени Чжэнь Ачжэнь, помолвленная с молодым человеком, которого она никогда не видела, бежала с сыном их соседа. Сбежавшие влюбленные в конце концов были задержаны и посажены в тюрьму кантонской управы Паньюй за нарушение обещания и непослушание родителям. Вину молодого человека отягощало также похищение. Я часто навещал эту пару, пока они сидели в тюрьме. Весной 1874 года даосский священнослужитель по имени Ло-кун бежал с молодой девушкой из семьи Фэн. И в этом случае молодые люди были соседями: оба они жили на улице Байша в западном предместье Кантона. Они попытались укрыться в Паньтане, в одном из самых больших и населенных предместий города, но в конце концов их нашли и заставили вернуться домой. Родители девушки, которые принадлежали к более высокому слою общества, чем родители даоса, конечно, были опечалены, однако сделали мудрый вывод, что единственно правильным будет их поженить.
Вернемся к церемониям, сопряженным в Китае с заключением брака. Когда сваха, нанятая родителями в интересах сына, сумела выбрать подходящую для него девушку, отцы жениха и невесты совершают церемонию, называемую вэнь-мин. Она довольно утомительна, но при всем при том показывает, с какой заботой и осмотрительностью действуют китайцы, если считают дело в высшей степени важным. Отец молодого человека представляет отцу девушки документ, в котором сообщается о часе, дне, месяце и годе рождения его сына, а также о девичьей фамилии своей жены, и какая она у него по порядку (первая, вторая или третья). Такой же документ он сам получает от отца девушки. Затем родители советуются с усопшими предками. Для этой цели каждый из них помещает полученный документ на их алтарь. Предполагается, что предки дают свое благословение, и тогда родители или назначенные ими люди обращаются к астрологу, который составляет гороскоп молодой пары. В случае благоприятного результата заключается помолвка. Ее осуществляют родители, поскольку молодым людям не позволено видеться друг с другом вплоть до дня бракосочетания. Отец юноши пишет письмо отцу девушки, где сообщает о своем желании выдать ее замуж за своего сына. В счастливый день, специально выбранный для этой цели, письмо доставляет друг жениха (церемония на-цай). Перед тем как передать письмо другу жениха, его автор становится перед алтарем предков и, обратившись на запад, встает на колени и совершает шестикратное коутоу. Поднявшись с колен, он передает письмо другу жениха и просит его со всей возможной поспешностью отнести его отцу девушки. В доме невесты, у дверей, друга жениха встречает специально отряженный для этого человек. Когда отцу девушки сообщают о приходе гостя, он выходит к дверям, навстречу. Затем он ведет гостя в святилище предков, где усаживает на отведенное ему место на восточной стороне – на западе должен сидеть хозяин. По знаку распорядителя церемонией они под-ходят к алтарю предков и низко кланяются табличкам с именами предков. Затем хозяин проходит в восточную часть зала и стоит, обратясь к западу, в то время как друг жениха занимает место на западе и смотрит на восток. Затем он обращается к хозяину с несколькими почтительными словами и подает ему письмо. Невскрытое письмо кладут на алтарь предков. Затем шафер от имени нареченного жениха дарит хозяину несколько коробок с печеньем и живого поросенка. В некоторых частях империи подарки включают пару диких гусей. Китайцы считают этих птиц символом супружеской верности. Говорят, что гуси моногамны, и если один из них умирает, другой проводит остаток жизни в одиночестве, не ища себе новой пары. Где диких гусей достать нельзя, их часто заменяют домашними. Изредка им предпочитают деревянные или оловянные изображения диких гусей. Печенье в дом приносят в больших красных коробках люди, одетые в красные куртки, к крышке каждой прикреплена широкая полоска красной бумаги, на которой начертаны китайские иероглифы «шуан си», что означает «дважды рады» или «двойная радость». По этому случаю отец искателя руки также передает вено (плата жениха за невесту), варьирующееся в зависимости от положения его семьи в обществе. Такой же обычай существовал и у древних иудеев. Согласно Моисееву закону, вено, которое уплачивал отец еврейского жениха, обычно составляло от тридцати до пятидесяти сиклей {48} . По всей видимости, этот обычай был распространен и у древних греков, поскольку древнегреческому писателю Павсанию кажется необычным, что человек выдает замуж дочь, не получая за нее выкупа, и приводит причины, по которым стало возможным исключение в особом случае. Когда печенье раскладывают на алтаре предков, хозяин становится перед табличками на колени и дважды совершает коутоу. После этого друга жениха проводят в гостиную и поят чаем. Он оставляет хозяина позади, тот тем временем достает письмо из коробочки, читает его вслух перед табличками, встает перед ними на колени, трижды совершает коутоу и начинает писать ответ. Затем письмо, должным образом надписанное и запечатанное, кладут в коробочку. В то же время коробки, в которых было принесено печенье, снова наполняют печеньем слуги хозяина. Перед уходом друга жениха опять ведут в зал предков, где хозяин, проведя его в левую часть зала, отдает ему коробочку с ответом. Потом хозяин еще раз становится на колени перед табличками с именами предков и два раза совершает коутоу. Поднявшись, он приглашает гостя пообедать, причем это приглашение принимается, только когда его повторят трижды. Они входят в столовую и, поклонившись друг другу, занимают места; гость сидит с восточной стороны стола, а хозяин – с западной. Поскольку это лишь церемониальная трапеза, хозяин и гость довольствуются тем, что трижды пьют вино за здоровье друг друга, хотя стол уставлен разнообразными яствами. Теперь шафер прощается с хозяином и в сопровождении людей, несущих коробки с печеньем, спешит вернуться с ответом в дом отца своего друга. Когда он приходит туда, его проводят в зал предков, где должным образом проходит такая же церемония. В обоих случаях печенье, которое полежало на алтаре предков, раздают родственникам или друзьям жениха и невесты.
Поскольку читателей может заинтересовать содержание писем, которыми обмениваются в подобных случаях, я привожу перевод двух таких документов, которые попали мне в руки. Первое письмо, от отца жениха, гласит:
«Давно уже встало солнце, и свет его лучей озаряет дом, где живет прекрасная. В этот час и она, подобно солнцу, оставила свое ложе и облачилась в одежды, приличествующие этому часу дня, а также ее достоинству и общественному положению. Ее лицо обратилось к зеркалу, которое отразило прелестные черты. И вправду, все на свете сделалось прекрасным, и все создания, как и предопределено природой, сочетаются браком. Я пишу это в знак испытываемых мною уважения и преданности. Позвольте мне со всем уважением поздравить вас, мой почтенный родственник, чья достойная семья так долго жила в Шанмэне, или Юэхуэе, где ее досточтимые члены славились своей ученостью, причем их сочинения были написаны почти небывало изысканным стилем. Кроме того, упомяну особо о сочинениях вашего сына, которые снискали ему высокие почести. Но в этом нет ничего удивительного, поскольку все до одного ваши предки были известными людьми, и поэтому конечно же и потомки должны быть знамениты {49} . Высок и ваш ранг, и ваш сын окажется достойным его преемником. Я, с моей стороны, с детства был нерадив и беден. Я иду по свету без определенной цели, и мой ранг куда выше, чем то, чего я на самом деле заслуживаю. Ваша дочь кротка и добродетельна, а мой сын настолько слаб умом, что недостоин ее. Но поскольку вы, услышав слова свахи или посредницы, сочли его достойным и сразу дали согласие на помолвку, заключение союза будет справедливым. Между мною и вами будет ненарушимая дружба, когда наши дети пройдут через брачные обряды. В этот день мне назначено передать вам, а вам получить от меня традиционные подарки, поэтому я осмелился послать их вместе с этим письмом. Однако эти подарки самые обычные, в них нет никакой ценности. Действительно, вместе с несколькими простыми вещицами я отправляю вам деревянную шпильку для волос. Мне поистине стыдно, что я не могу дарить сокровища, драгоценные камни или шелка. Но я уверен, что вы охотно простите меня. По совершении этих предварительных церемоний мы будем с волнением ожидать дня свадьбы».
Вот перевод ответа отца невесты:
«Наступила зима, и ныне большими стаями летают дикие гуси. Фань-тай дал почки, и вскоре его ветви густо покроются цветами. В этот день начинается вторая четверть зимы, и ваши подарки по этому случаю были приняты с горячей благодарностью. Я осмеливаюсь со всем уважением поздравить вас, мой почтенный родственник, чья достойная семья некогда проживала в провинции Фуцзянь, а ныне поселилась в столице провинции Гуандун. Ваше прославленное имя было известно в Цзяхуа, а многочисленные добродетели очень хвалили ученые люди в Яньфане, поэтому я всегда считал, что ваше беспримерное добронравие выше, чем у ваших собратьев, настолько, насколько летящий журавль выше лежащей под ним земли. Также и манеры ваши бесподобны: они так мягки, как теплый пар по сравнению с бурными ветрами. Я так беден, что даже себя не могу прокормить. Кроме того, я не могу найти средства избавиться от многочисленных забот, осаждающих меня. Ваш сын по нраву своему великодушен. Он отличается развитым умом, который высок настолько, насколько небо высоко по сравнению с землей. Моя дочь, рожденная в бедной хижине, необразованная, весьма обрадовалась, услышав слова свахи о том, что вы стремитесь получить мое согласие на ее брак с вашим сыном. Таким образом, ваш сын и моя дочь связаны этим брачным обязательством. Подарки, которые вы послали мне, подобны Тинцзя Ся и Шаньху И (две драгоценные редкости), и мне очень жаль, что я не могу в ответ оказать вам такую же любезность. Эти церемонии означают грядущее увеличение потомства. Когда вашего сына с моей дочерью свяжут брачные узы, между ними будет безмерная любовь».
Следующая церемония, связанная с помолвкой, называется на-би, или подношение шелков; в древности она называлась на-чжэн. Родители влюбленного посылают нареченной невесте придворное платье и другие подарки. За этим следует банкет у него дома. Придворное платье посылают молодой девушке в счастливый день вместе с письмом. Фасон платья и узор на нем соответствуют рангу юноши, чьей женой она должна стать. То же внимание к рангу проявляется и в выборе остальных подарков. Если юноша принадлежит к первому, второму, третьему или четвертому рангу, девушке дарят также шестнадцать кусков шелка, серьги, браслеты, шпильки и десять коробок печенья, иногда вместо десяти дарят сто, но такая щедрость редка. Если жених принадлежит к пятому, шестому или седьмому рангу, вместе с придворным платьем он посылает двенадцать кусков шелка, серьги, браслеты, шпильки и восемь коробок печенья. Церемонии, совершаемые при вручении и принятии этих подарков, совпадают с обрядами во время на-цай.
Меню великолепного пира, который после этого дают в резиденции нареченного жениха, также зависит от его ранга. Если молодой человек или его отец принадлежат к первому рангу, обед состоит из шести разных видов мяса наряду со многими другими кушаньями; если кто-то из них принадлежит ко второму рангу, на обед подают четыре вида мяса, а если к третьему – три вида. На стол чиновникам четвертого, пятого, шестого, седьмого, восьмого и девятого ранга вместе с другими блюдами можно подавать только два вида мяса.
Когда соглашение скреплено посредством передачи и приема печенья и других подарков, ничто, кроме проказы, безумия или другого серьезного заболевания любой из сторон или же неверности со стороны женщины, не может сделать помолвку недействительной. Это обязательство почитается таким священным, что, если женщина окажется неверной во время, предшествующее ее браку, она будет считаться виновной в нарушении брачных обетов. Ясно, что так смотрели на помолвку и древние иудеи {50} . Но читатель не сможет представить себе, до какой степени священной и обязывающей считается помолвка в Китае, пока не узнает о самом строгом ее условии. В случае если нареченный жених умирает до заключения брака, молодой женщине, с которой он был помолвлен, приходится на всю жизнь поселиться в доме его родителей вечной девицей. Для ее переезда туда выбирают счастливый день. По прибытии она прежде всего должна преклонить колени перед деревянной табличкой с именем усопшего юноши и оплакать его безвременную смерть. В доме одной из самых уважаемых семей Кантона я однажды встретил молодую девушку, определенно не старше семнадцати лет, которая была жертвой этой жестокой системы. Ее считали вдовой умершего, и, без сомнения, новые родственники оказывали ей внимание, подобающее ее положению. Если такой вдове исполняется шестьдесят один год, она начинает пользоваться большим уважением со стороны всех родственников и друзей. В знак благодарности за то, что они считают высокой добродетелью, часто воздвигают посвященную ей монументальную арку. Обычно правительство делает вклад в учрежденный с этой целью фонд. Как правило, такие арки строят из кирпича или из гранита, а в некоторых частях империи – из мрамора. Поблизости от Учан, на берегах озера Поян, я заметил мемориальную арку, сделанную из фарфора. Если помолвленная девушка умирает до бракосочетания, почти всегда (по крайней мере, в респектабельных семьях) юноша, с которым она была помолвлена, должен пройти через церемонию, в ходе которой он, как считается, становится мужем своей умершей невесты. В определенный для этого счастливый день юноша в наряде жениха ожидает в своем доме прибытия таблички с ее именем. Ее приносят в свадебном паланкине, в котором лежат также веер и носовой платок. Перед носилками идет музыкант, играющий на духовом инструменте, который он держит в правой руке; левой же бьет в гонг или маленький барабан, подвешенный у него на поясе. Свадебный паланкин в доме жениха встречают с церемониями, напоминающими те, с которыми невесту в первый раз провожают к супругу. Табличку помещают на алтаре предков семьи жениха, и его младшие братья и сестры, племянники и племянницы совершают перед ней коутоу. С верхней части таблички свешивается серебряная монета или медаль, на которой выгравировано имя, а также даты рождения и смерти покойной. При этом присутствует также несколько даосских жрецов, которые молятся или даже проводят богослужение за упокой умершей невесты, которую они просят помочь счастью новой семьи, и особенно – содействовать процветанию ее господина и супруга. Такие свадьбы совершаются только ночью, поскольку светлое время суток считается неблагоприятным для духов. Когда умирает помолвленная девушка, ее родители обязаны направить весть о ее смерти родителям нареченного жениха. В ответ родители юноши посылают им голову поросенка, четыре непропеченных печенья, свечи, саван и сломанный гребень. Поросячья голова, печенье и свечи – это жертвы умершей; гребень кладут ей в гроб. Проведя должным образом эти церемонии и погребальный обряд, сразу же берутся за приготовления к свадьбе. Когда я присутствовал на подобной церемонии, жених по имени Ло Цзючжи в шутку заметил, что женился на куске дерева, подразумевая табличку, на которой золотыми иероглифами было начертано имя его умершей невесты.
Следующая церемония после на-би, или Подношения шелков, – это цин-ци, или Выбор счастливого дня для свадьбы. Этот обряд проходит очень торжественно. Во время цин-ци, по обычаю, советуются с астрологом или обращаются к божественному оракулу. При таком важном событии, как женитьба императора, выбор благоприятного дня возлагается на астрономическую коллегию. Я помню, как прочел в Pekin Gazette от 12 марта 1872 года указ от имени двух вдовствующих императриц, повелевавший этой коллегии выбрать в девятом месяце – октябре того же года – благоприятный день для бракосочетания ныне покойного государя Тунчжи. Тем же указом князьям Гуну и Баоюню было поручено осуществить все необходимые церемониальные приготовления. В обычных случаях, когда не прибегают к таинственным познаниям астролога, часто обращаются к божеству по имени Чжан Ван-Е. Поэтому часто можно видеть людей, истово молящих о необходимых сведениях в посвященном этому божеству храме в Сы-цуне или в еще более величественном святилище в Шисяне. Иногда в этом важном деле прибегают к помощи богини Лун-Му, или драконьей матери. В ее храме, расположенном в окрестностях Хуан-чжу-цзи, я не раз видел женщин, которые стремились узнать о дне, благоприятном для бракосочетания их детей. Когда эти сведения получены, отец нареченного жениха, по обычаю, посылает поздравительное письмо отцу нареченной невесты. Если он чиновник первого, второго или третьего ранга, одновременно с письмом посылают двух баранов и четыре чайника вина, которое называется «радостным вином». Если же отправитель принадлежит к четвертому, пятому, шестому, седьмому, восьмому или девятому рангу, вместе с поздравительным письмом он посылает отцу невесты двух гусей и четыре чайника вина. С письмом и подарками отправляют друга жениха. Прибыв к дому отца невесты, он обращается к нему с просьбой назначить день свадьбы. Последний отвечает: «Пусть назовет день отец того юноши, с которым помолвлена моя дочь». На это друг жениха отвечает глубоким поклоном и подносит письмо, где назван день. Посылают ответ с согласием на эту дату. Десять или пятнадцать, а в некоторых случаях и тридцать дней, предшествующих свадьбе, невеста вместе со своими сестрами и подругами оплакивает предстоящий уход из родительского дома. Во время этого плача скорбящая дева часто и с видимым чувством заявляет, что уход от родителей для нее горше, чем сама смерть. Как я понимаю, о подобном же обычае упоминается в стихе тринадцатом двадцать первой главы Второзакония. Там сказано следующее: «И снимет с себя пленническую одежду свою, и живет в доме твоем, и оплакивает отца своего и матерь свою в продолжение месяца».
Вся ночь, предшествующая дню свадьбы, отведена для плача и жалоб, причем не столько невесты, сколько подружек. Этот плач называется кай-тань-цин, или же Излияние печальных чувств. Когда я жил в китайском доме в предместье Хэнань, поскольку все здания, где жили иностранцы, были разрушены кантонцами, мне несколько ночей докучали громкие стенания, доносившиеся из дома по соседству. На расспросы мне ответили, что соседская дочь на днях выходит замуж, и ее сестры и родственницы оплакивают ее грядущий отъезд из отчего дома.
В день, непосредственно предшествующий свадьбе, или же в специально выбранный для этого счастливый день (он может выпасть на дату за восемь или десять дней до свадьбы), родители невесты обычно посылают в дом ее будущего супруга приданое, мебель, постельное белье и прочее. Все это несут люди в красной одежде, а чтобы о щедрости отца невесты узнали все живущие по соседству, людям, нанятым для переноса всех этих свертков и коробок, приходится обходить со своей ношей все прилегающие улицы.
Утром дня свадьбы в доме жениха готовят обильный завтрак. На восточной и западной сторонах столовой ставят столы. Неподалеку от входной двери стоит стол, на котором стоят четыре чаши с вином. Обычно они изготовлены из горлянок и называются хэ-цзинь, или соединяющие чаши. Во внутреннем дворе и у подножия лестницы, ведущей в зал, находится другой стол, на котором разложены яства специально для жениха, которому приходит время облачаться в свадебный наряд. Если он не имеет так называемого ранга, то имеет право надеть платье чиновника третьего ранга в том случае, если его отец или дед принадлежат к третьему рангу. Если же отец его принадлежит к четвертому или пятому рангу, он надевает платье седьмого, а если отец принадлежит к шестому рангу, то он надевает платье, положенное чиновнику восьмого ранга. Одетый таким образом, он входит в гостиную, где его ожидает отец. Сын выражает ему почтение, встав на колени и шесть раз ударившись головой о землю. Ему, коленопреклоненному, подносят чашу вина и велят послать за невестой. Раньше жених обычно отправлялся за невестой сам – только в случае его нездоровья за нею отправлялся друг жениха. Да и сейчас случается, хоть и очень редко, что жених едет за невестой сам. В 1867 году некий молодой дворянин явился в Кантон из одной центральной провинции, чтобы жениться на дочери Ачжана, который в то время был губернатором провинции Гуандун. А в 1869 году один молодой маньчжур приехал гуда из самого Пекина, чтобы жениться на дочери его превосходительства Жуй Линя, наместника двух Гуан. В наши дни, за исключением каких-нибудь уж совсем необычных обстоятельств, жених посылает за невестой свадебный паланкин, богато украшенный резьбой и позолотой, ну а если он не позолочен, то покрыт краской в цвет перьев зимородка. Сыновей и дочерей высокопоставленных чиновников или аристократов несут в большом государственном паланкине, покрытом красной тканью с бахромой. Такой паланкин напоминает о «носилках, крытых украшенной жемчугами и драгоценными камнями красной тканью», которые, как мы читаем в «Арабских ночах», приготовил для путешествия своей прекрасной дочери Захи-Шах. Почти во всех сельских районах поблизости от Кантона в таких случаях неизменно используется простой деревянный паланкин, покрашенный в красный цвет. Над входом в паланкин невесты свешивается полоска красной бумаги, на которой написано или «Ци-Линь-Цзай-Цы», или «Ци-Линь-Цай-Чжу», что означает, что здесь присутствует цилинь (или его покровительство). Однако иногда на полоске помещают портрет бога Чжан Ван-Е или оттиск его печати. Позади свадебной процессии несут паланкин невесты, а впереди – резные и золоченые деревянные крытые носилки, на которых сложены конфеты и украшения. Среди эмблем свадебной процессии – апельсиновое деревце, сгибающееся под тяжестью плодов и связок монет, которые подвешены на его ветвях. Плодоносное апельсиновое дерево со связками монет символизирует обильное потомство и возрастающее благосостояние, которые должны стать результатом счастливого союза. Свита невесты несет также шатер или балдахин, под которым находится изображение цилиня. Ци-линь, о котором я уже упоминал, – это сказочное четвероногое животное, которое, по китайским преданиям, всегда является при рождении мудрецов. В меняющийся перечень свадебных эмблем входит пара диких гусей, которые, как мы помним, символизируют в Китае супружескую верность, или в их отсутствие – пара представляющих их домашних гусей. Свадебная процессия была бы неполной без рисованного или скульптурного изображения дельфина, который символизирует знатность и богатство. Люди в красных туниках несут красные же доски, на которых выгравированы золотыми иероглифами титулы предков жениха и невесты. Бросаются в глаза позолоченные фонари, украшенные искусной резьбой, в каждом из которых находится по большой красной свече, – их несут на плечах. Свадебная процессия полнится знаменосцами и музыкантами в богато вышитых одеждах, людьми, несущими зонты и опахала, и конюшими в числе, соответствующем рангу жениха. Они делают еще живописнее символику свадебного поезда, впереди которого нередко ведут козу с позолоченными рогами и в венке из красной бумаги.
Когда процессия, которая, конечно, неполна, пока к ней не присоединится невеста со своей свитой, выезжает из дома жениха, человеку, отвечающему за ее движение, велят перемещаться по прилегающим улицам, чтобы его смогли увидеть друзья и соседи. Если же кто-нибудь попытается помешать движению процессии, в ее распоряжении всегда находятся ликторы, вооруженные плетьми и цепями, готовые хлестать и хватать всех непокорных, создающих препятствия свадебному поезду. О приближении к дому невесты возвещают люди, которые сопровождают ударом гонга почти каждый шаг. Сопровождающий процессию друг жениха несет адресованное невесте письмо, написанное на красной бумаге с золотистым отливом. В письме невесту просят занять место в свадебном паланкине и поскорее тронуться в путь к новому дому, где ее ожидает радушный прием. Это письмо невеста заботливо сохраняет у себя – к нему относятся примерно как к свидетельству о браке в Англии, и если она будет иметь несчастье получить развод, ей придется вернуть это письмо. Такие письма очень схожи. Я прилагаю перевод одного из них, написанного одним моим китайским другом по имени Чжан Чжиу отцу девушки, с которой был помолвлен его сын. Перевод таков: «Срочно. В древности существовал обычай, согласно которому жених отправлялся в дом своей нареченной, чтобы сопровождать ее в новый дом. Однако в наше время принято, чтобы отец жениха писал письмо отцу невесты, обращаясь к нему с просьбой со всей поспешностью отправить невесту в дом ее будущего супруга. Поскольку этот обычай куда удобнее, прошу вас позволить мне в данном случае последовать именно ему. Больше того, чтобы правильно выполнить все церемонии, связанные с сопровождением невесты, же-них должен в совершенстве знать свадебный этикет, а именно этого знания плачевно недостает моему сыну, как и другим женихам. Следовательно, отсылка письма будет намного более приемлемой для обеих сторон. Сейчас мой сын в церемониальном зале собирается принять вашу дочь. Попросите ее отправиться к нам, так как все уже готово. Желаю вам столетнего спокойствия и процветания пяти поколениям ваших потомков. Этим сообщением я приветствую вас».
Когда процессия прибывает к дому, невеста, облаченная в платье, соответствующее рангу ее будущего мужа, проходит в гостиную, где ее ожидают родители: отец стоит с восточной стороны зала, а мать – с западной. Когда невеста совершает коутоу и все еще стоит на коленях, служанка подносит ей кубок вина, а отец произносит короткую речь об обязанностях мужей и жен. Об этом же в свою очередь говорит ей несколько слов мать. Вслед за этим невеста выражает надежду на то, что ее родители и братья обретут богатство, знатность и многочисленное потомство, и удаляется в свою комнату, чтобы еще раз оплакать приближение часа, когда ей придется оставить дом, в котором она провела детство. Тогда отец отправляется к дверям и, глубоко поклонившись другу жениха, приглашает его войти. Тот входит, держа в каждой руке по гусю, и они следуют в гостиную, где отец, заняв место на восточной стороне зала, просит друга жениха пройти на западную сторону. Когда посланец жениха передает гусей слуге, который кладет их на стол, его просят занять место в центре зала, где он, обратившись к северу, совершает коутоу. Теперь пора появиться невесте. Перед тем как она выйдет из своей комнаты, служанка накидывает на нее большое покрывало из красного шелка, скрывающее ее лицо. Две служанки ведут невесту, чье лицо закрыто, в гостиную, где подводят ее к другу жениха; она кланяется ему, и он должным образом отвечает на приветствие. Две служанки, по одной с каждой стороны, провожают ее к свадебному паланкину. Когда перед паланкином встают несколько хорошо одетых служанок, в чем-то соответствующих нашим подружкам невесты, церемониймейстеру полагается возглавить процессию, направляющуюся к дому жениха, и свадебный паланкин уносят под звуки гонгов и нестройные звуки примитивных музыкальных инструментов. Сразу за ним четыре человека несут обычный паланкин, в котором сидит младший брат невесты; на нем, как мы увидим, лежит обязанность выдать сестру замуж. Процессию сопровождают люди, облаченные в красное и несущие красные доски (на них перечислены титулы предков невесты).
Когда свадебный паланкин прибывает к дому отца жениха, его проносят между рядами знаменосцев, музыкантов, людей с фонарями и прочих, выстроившихся по обе стороны главного входа, вносят на крыльцо и опускают на пол. К нему приближается жених и веером стучит в дверцу паланкина. Подружки открывают, и выходит невеста.
Ее черты все еще скрывает красная шелковая вуаль. Служанка несет ее на спине через тихо горящий древесный уголь, по обеим сторонам которого расставлены башмаки – их привезли с процессией в качестве дара ее будущему мужу. Когда невесту несут над углем, над ее головой другая служанка поднимает поднос с несколькими парами палочек для еды, рисом и орехами бетеля. К этому времени жених встает на высокую скамейку и ожидает невесту, которая падает к его ногам, чтобы почтить своего супруга. Высокая скамейка должна обозначать превосходство мужа над женой; поскольку в Китае более чем в каком-либо другом месте ойкумены {51} женщина считается сосудом скудельным. Спустившись с возвышения, жених снимает с лица невесты красную шелковую вуаль. В этот момент он может впервые взглянуть на лицо своей жены, пусть и полускрытое нитями жемчуга, свисающими со свадебного венца. Новобрачных проводят в домашний храм предков, где они простираются ниц перед алтарем, на котором расставлены таблички с именами предков. Затем они кланяются Небу и Земле, богам главного входа в дом, а также родителям невесты. Жених еще раз выражает почтение духам предков своей семьи, вылив питье, предназначавшееся им в жертву. Затем счастливую чету проводят в приготовленную для новобрачных комнату, где они обнаруживают апельсиновое дерево, увешанное связками монет, символизирующее пожелания потомства и благосостояния, и тонкие горящие свечи, которые несли в процессии; теперь они поставлены у брачного ложа. С балдахина над кроватью свешиваются три длинных красных бумажных полоски. На первой из них начертаны иероглифы Ань-Чуан-Да-Цзи («много счастья произойдет от этого ложа»), на второй – Бай-У-Цзинь-Цзи, что означает «даже в случае сотни неблагоприятных обстоятельств повода для тревоги не будет»; а на третьей – Бай-Цзы-Цянь-Сунь (пожелание сотни сыновей и тысячи внуков). Жених приветствует невесту, они садятся выпить чаю и отведать печенья. В это время девушки из свиты невесты отодвигают свешивающиеся с брачного венца нити жемчуга, чтобы жених мог рассмотреть лицо своей невесты, которая, чтобы он составил себе верное представление о ее облике, во время туалета не воспользовалась румянами.
Китайские женщины, в том числе замужние, часто и с удовольствием пользуются косметикой, но это запрещено в день свадьбы и при трауре. Пока новобрачные пьют чай, в комнату входит множество родственников и друзей, собравшихся справлять свадьбу, и откровенно высказываются по поводу внешности невесты. Хотя эти замечания действительно весьма откровенны и в меньшей мере лестны, чем правдивы, высказывающиеся нисколько не понижают голоса, и их слова может слышать кто угодно. Новые родственники и друзья невесты желают ей многочисленного потомства. Вскоре жених присоединяется к гостям и разговаривает с ними на обычные темы. Когда все готово, в пиршественный зал входят родители, где невеста, принеся с кухни главное блюдо, или caput coenum, и поставив его собственными руками на стол, занимает место служанки. Наполнив кубок свекра вином, она подносит его обеими руками, и пока он пьет, стоит на коленях и дважды ударяется головой о землю. Затем она наполняет кубок свекрови, которой оказывает такие же знаки почтения. Когда обед заканчивается и родители умывают руки, приглашают поесть невесту. На столе, который свекор велит поставить наверху лестницы, ведущей в столовую, разложены различные яства, и ее приглашают сесть на стул с восточной стороны стола. Свекровь наливает кубок вина и подносит ей. Но перед тем как его принять, новобрачная поднимается с места и, встав на колени перед свекровью, почтительно дважды ударяется головой об пол. В заключение трапезы родители уходят из зала по западной лестнице, а невеста – по восточной. В некоторых частях империи существует обычай, согласно которому новобрачные уходят в свою комнату и там обедают. В таком случае невеста ест не то, что ей дает муж, а кушанья, привезенные ей из отчего дома. Этот своеобразный обычай считается свидетельством ее скромности и должен соблюдаться в течение трех дней. При этом присутствуют четыре самых близких друга семьи, которые при каждом заздравном тосте должны рассказывать новобрачным об обязанностях мужей и жен по отношению друг к другу. По завершении этого обеда новобрачных приветствует шум взрывающихся хлопушек. Когда дым рассеивается, входит служанка с подносом, который она, стоя на коленях, протягивает жениху с просьбой снять с него кусок холста {52} . Жених, расстелив холст на брачном ложе, садится снова, а служанка, сняв с хозяина башмаки, удаляется, оставив его наедине с невестой. Тогда жених снимает с ее пояса кушак, увешанный связками монет и символизирующий счастливую долю.
В некоторых районах, прилегающих к Кантону, зачастую невесту большую часть ночи заставляют отгадывать загадки. Обычно их загадывают родственники и друзья жениха. Если она не сможет разгадать загадку, ей приходится уплачивать штраф печеньем тому, кто ее загадал. При выполнении этого оригинального обряда мужчины пьют много вина, и из-за этого нередко выходят ссоры. В деревне Бачжоу неподалеку от Хуанпу некоего старика из клана Чжуан во время отгадывания загадок на свадьбе сына убил собственный племянник. Когда дядя стал выговаривать ему за то, что он загадывал неприличные загадки, пьяный молодой человек впал в неистовство и не мог успокоиться, пока не обагрил руки кровью старика.
Во многих районах провинции Гуандун сразу после совершения брачной церемонии жениха разлучают с невестой. Когда празднества завершаются, невеста возвращается в дом отца и ждет, когда кончится время – обычно три года, – по истечении которого новобрачным будет позволено жить вместе. Если отец жениха живет неподалеку от отца невесты, ей разрешается гостить у родителей своего мужа по несколько дней в месяц. Если же дом родителей ее мужа находится далеко, она навещает их лишь дважды или трижды в год. Как правило, эти визиты приходятся на Драконьи торжества и тому подобные праздники. В это время у жениха есть возможность поговорить с невестой, но, как мне кажется, китайским невестам эти визиты вежливости крайне неприятны. Расскажу о грустном следствии женитьбы хорошо знакомого мне юноши. Его звали У Ачжан, и он был уроженцем деревни, расположенной у подножия холмов Ляньхуа поблизости от Ху-мэньской крепости. В этой деревне строго соблюдали описанный обычай. В течение месяца, последовавшего за его женитьбой, ему пришлось уехать из столицы провинции, где он служил, чтобы нанести короткий визит вежливости родителям, ожидавшим приезда его невесты – их невестки. Невеста прибыла первой. Но наутро ее нашли мертвой – она совершила самоубийство, приняв яд. Оказалось, что она тщательно спрятала в своей одежде яд – корень, называемый китайцами у-мань-цзян, – перед отъездом из дома отца. Через несколько часов после того, как ее обнаружили мертвой, приехал жених – только чтобы получить известие о самоубийстве своей невесты. Этот своеобразный и глупый обычай распространен также в уезде Шуньдэ – одной из административных единиц провинции Гуандун. Чтобы с ним покончить, магистраты этого уезда нередко издают воззвания, обращенные к родителям, с просьбой при заключении брака сразу же отправлять дочерей жить в новую семью.
Рано утром на третий день после свадьбы невесту провожают в храм предков, чтобы поклониться предкам жениха. Таблички с именами предков убирают с алтаря и помещают на столе, стоящем в центре зала. В восточной части зала ставится стол, покрытый яствами. Жених становится перед этим столом, а невеста – перед таким же, расположенным на западной стороне. В центре пола перистиля {53} или внутреннего дворика храма предков кладут большую подушку, на которую опускается на колени отец жениха и поклоняется табличкам, совершая коутоу. Затем, совершив возлияние вином, он читает обращенное к духам предков письмо примерно следующего содержания: «Мой сын женился, и все церемонии, полагающиеся по этому случаю, были должным образом исполнены, поэтому ныне я велю ему и его жене поклониться вам, надеясь снискать вашу милость и убедить вас даровать им многие блага.
Когда письмо прочитано, новобрачные встают перед табличками с именами предков на колени и трижды совершают коутоу. Затем молодая чета кланяется родителям, дядям и тетям жениха. После этого родители дарят новобрачным монеты, завернутые в красную бумагу. Если родители невесты живут недалеко, следующей ее обязанностью на третий день после свадьбы, в полдень, будет церемониальный визит продолжительностью не меньше нескольких часов. Если их дом находится на большом расстоянии от ее нового дома, для этого выбирают более подходящий день. Во время этого визита молодую женщину сопровождают несколько слуг, которые несут множество коробок с печеньем и фруктами, а также жареных поросят, кур и т. п. Эти подарки посылают в качестве признания целомудрия их дочери. Голову и окорок одного из поросят возвращают дарителям на счастье. Иногда невесту сопровождает церемониймейстер, который передает родителям письмо, где открытым текстом подтверждается то, что символизируют подарки. Письмо это родители невесты заботливо сохраняют. В чем-то это напоминает обычай, существовавший у древних евреев (Втор., 22: 13–17).
Невеста, которая оказывается нецеломудренной, нередко получает развод, и ее отсылают к родителям наутро после свадьбы. Иногда муж не решается сделать свою жену предметов общих толков. В таком случае он удовлетворяется тем, что, когда жена отправляется на третий день после свадьбы в дом своих родителей, не посылает с ней традиционных жареных поросят с курами и т. п. Однажды мое внимание привлек такой случай: семья невесты выражала сильное негодование по адресу жениха, заявляя, что обвинение, выдвинутое против их дочери, было ложным, и настаивая, чтобы им прислали обычные подарки. Но жених не уступал и отказался посылать подарки. В результате затеяли расследование, окончившееся тем, что невеста признала свою вину {54} .
В тот же день наносит визит вежливости ее родителям и жених. Тесть встречает его у дверей, и они входят в храм предков, где жених кладет на алтарь несколько подарков. Обратившись лицом на север, он встает на колени перед тестем и дважды совершает коутоу. Последний охотно принимает эту дань почтительности, обратившись лицом на запад и также совершив коутоу. Можно заметить, что это – единственный случай, когда тесть встает на колени в присутствии зятя. Затем жених выражает желание поклониться теще, которая, чтобы предоставить ему эту возможность, уже стоит на пороге своих покоев. К этому времени готова трапеза, которую ему предлагают отведать. Выпив три кубка вина по просьбе тестя, он возвращается домой. Посещение невестой родителей по этому поводу может продолжаться даже шесть-восемь часов. Вечером она должна быть в своем новом доме, чтобы принимать свадебных гостей.
Вечером четвертого дня после свадьбы новобрачные обязаны принимать за обедом друзей своих семейств. В таких случаях рассылают стереотипные приглашения приблизительно следующего содержания:
«Выдающемуся в литературе,
Достопочтенному преждерожденному
В его кабинет
В восьмой день этой луны ваш младший брат принимает свою невесту; на седьмой день вымоют и приготовят кубки для вина; на десятый день будут разливать вино, когда ваш младший брат осмелится призвать к своему презренному жилищу ваш экипаж, чтобы насладиться беседой с вами, и когда он будет ожидать вашей помощи в устройстве церемонии. Я умоляю вас почтить церемонию своим сияющим присутствием. О, к каким вершинам славы вознесет нас оно!
От позжерожденного Хэ Toy, почтительно до земли кланяющегося».
В 1856 году я имел удовольствие присутствовать на подобном банкете вместе с четырьмя-пятью английскими дамами и с таким же числом английских джентльменов. Когда мы прибыли к воротам дома, привратник очень вежливо попросил нас немного подождать, чтобы успели доложить о нашем приходе. Пока мы ждали, несколько китайских музыкантов, сидевших на крыльце, играли свадебную мелодию. Когда мы вошли, невеста и жених стояли, ожидая нас, чтобы приветствовать, она справа, а он – слева от дверей, затем проводили нас в гостиную, где мы некоторое время беседовали. Затем английских дам пригласили пройти на отведенную для женщин половину дома. Пока они отсутствовали, у нас была возможность увидеть несколько интересных обрядов. Помимо других гостей, новобрачных пришли приветствовать Хоуква (Хаогуань) и несколько других состоятельных китайцев. Каждый раз невеста выходила в зал, где принимали гостей-мужчин, чтобы ее поздравили эти друзья семьи. Каждый гость падал перед ней ниц и бился головой об пол, одновременно восклицая: «Поздравляю! Поздравляю!» А невеста, встав на колени, тоже билась головой об пол и отвечала: «Спасибо! Спасибо!» Эта церемония закончилась, когда появилась дама, предлагавшая гостям выпить по чашке чаю. На банкете, сервированном в семь часов в храме предков непосредственно перед алтарем, присутствовало не менее тридцати со вкусом одетых китайских дам. Некоторые из них были довольно привлекательны. Китаянки, в отличие от англичанок, садятся не вместе с мужчинами, а отдельно. Невеста с женихом с нами не обедали, они прислуживали за столом. Когда невеста со своими помощницами поставила на стол последнее блюдо – вареный рис, – то заметила, что нас принимают недостаточно радушно. Если хозяин считает, что дом его слишком мал, чтобы вместить всех приглашенных на свадьбу сына, он нередко ставит для этой цели большой навес или шатер – так часто делают в китайских деревнях. В деревне Хэлун неподалеку от Кантона в 1864 году я присутствовал на свадьбе, которую друзья и родственники новобрачных отмечали в большом шатре из циновок, построенном специально для этого празднества. Места оказалось более чем достаточно для двухсот гостей. Иногда для этой цели китайские родители арендуют стоящие на больших дорогах чайные для путешественников, крытые циновками.
Китаец волен брать столько жен, сколько он в состоянии прокормить. Вторая и третья жены бывают обыкновенно женщинами незнатного происхождения с большими ногами, а у первых жен (конечно, кроме маньчжурских дам) почти всегда бинтованные ноги. Первая жена обладает известной властью над остальными и распределяет между ними различные домашние обязанности. На самом деле, вообще редко бывает, чтобы вторая или третья жена сидели в присутствии первой без ее разрешения {55} . Первой жене чиновного китайца предоставляют тот же титул, который носит ее муж, подобно тому, как это принято в Англии для жен пэров и баронетов. Обычно таких дам во время выездов сопровождает целая свита конюших, мечников, ликторов и прочих слуг, по числу равная свите, на какую имеет право ее муж. Как принято, в это время чиновные дамы не задергивают занавесок паланкина, в отличие от остальных женщин. Они позволяют себе показываться публике, как бы гордясь выездом и вниманием, полагающимся им по рангу. В случае кончины первой жены вторая не наследует ее положения. Она остается, как и прежде, второй женой; а это положение, как я уже писал, больше служанки, чем жены – если только у нее не родятся дети. И таблички с именами жен, умерших бездетными, не ставят на главный жертвенник домашнего храма предков; обычно их помещают на особых полках в прилегающей комнате.
Когда вторая или третья жена находится при смерти, их переселяют из дома в более скромное жилище. Они не имеют права умереть в жилище своего господина! Я помню один такой случай, приключившийся в 1862 году. Умирала четвертая жена жившего в кантонском предместье Хэнань богатого китайца, которого звали У Ши-тай. По распоряжению мужа эту женщину, чей последний час, по-видимому, был близок, вынесли во флигель, где жил один из слуг.
Я уже замечал, что вторые и третьи жены часто бывают незнатного происхождения; и читатель не поймет, насколько верно это наблюдение, если я не скажу, что нередко китайские мужья, как правило не считающие нужным хранить верность супруги, женятся на уже знакомых им публичных женщинах. Такие жены бывают зачастую даже у людей, принадлежащих к верхушке общества. В семье У, или Хоуква (Хаогуань), таких женщин много. Да и за другими примерами не надо далеко ходить. Сановный китаец по имени Хуэй Чжангуан, живший на кантонской улице Гутай-цзе и многие годы занимавший должность главного судьи провинции Гуанси, слыл во всем городе и его окрестностях не столько докой по части закона, сколько был знаменит своей второй женой, – по словам китайцев, замечательной красавицей. Хуэй Чжангуан сделал эту даму второй женой и любил так сильно, что после смерти первой жены подал императору Даогуану прошение даровать ей титул и статус первой жены. Вторая или третья жена известного губернатора Гуандуна Чжан Или некоторое время была проституткой в Кантоне. Однако следует заметить, что иногда в пользующихся дурной славой домах встречаются дочери почтенных родителей, которых похитили во времена восстания бессовестные негодяи и продали владельцам таких заведений. В некоторых случаях китайцы берут за себя рабынь в качестве вторых и третьих жен. Человеку, ищущему вторую или третью жену, сваха или посредница всегда может назвать хозяина, у которого есть несколько красивых рабынь и который желает выдать их замуж. Затем он осматривает рабынь на дому у их хозяина. Эта встреча проходит в главном зале, и сваха по одной выводит девушек, по такому случаю одетых как настоящие дамы. В 1864 году я был свидетелем подобной сделки в доме одного господина в Кантоне. Предполагаемый покупатель пристально разглядывал покрасневшую от смущения девушку, которой пришлось открыть руки от запястий до плеч и ноги от щиколоток до колен. Чтобы доказать, что она не хромает, ей пришлось пройти из конца в конец весь зал, а чтобы показать, что у нее нет дефектов речи, должна была что-то громко продекламировать. Пока он осматривал молодую женщину, как торговец скотом – бессловесное животное, два его спутника отпускали замечания относительно ее внешности, поощряя или расхолаживая его. На полу стояла лакированная коробочка со сладким печеньем, предназначавшимся девушке в подарок. Мое присутствие явно мешало совершению сделки, и я удалился. Однако покупка не состоялась, поскольку впоследствии я несколько раз видел бедную девушку в доме ее хозяина. Когда у китайца получается продать рабыню кому-нибудь в качестве второй или третьей жены, обычно он за день до свадьбы дает ей небольшое приданое. Оно состоит из одного теплого и одного летнего платьев, пары вышитых башмаков, покрывала и занавески для ложа, несессера, зонта и сундука. Хотя женитьба на второй или третьей жене обставлена не так пышно, как первая, в обоих случаях религиозные обряды совершенно одинаковы. После совершения этих обрядов вторую жену приводят к первой; она встает перед ней на колени и совершает коу-тоу. Во время таких свадеб часто прибегают к услугам стариков, которых называют хуа-гун. Хуа-гун должен призвать новобрачную чету жить в любви. Невесту он также напутствует любить и почитать первую жену своего мужа и повиноваться ей. Избранный для такого поручения человек должен достичь почтенного семидесятилетнего возраста. Предпочтение отдается женатым старикам, вступившим в брак в юности со своей ровесницей. Я уже писал о том, что китайские многоженцы – завсегдатаи публичных домов. Мне остается упомянуть о том, что в больших и маленьких городах встречаются китайцы, которые содержат любовниц, независимо от того, сколько у них уже есть жен. Но я не могу сказать, что такие примеры многочисленны.
Считается крайне предосудительным, если вдова вступает в брак вторично. В благородных семьях такое происходит очень редко (если вообще происходит). Если я не ошибаюсь, в том случае, когда знатная дама выйдет замуж второй раз, она даже подлежит наказанию восемьюдесятью ударами. Но среди низших классов повторные браки случаются – их обычно оправдывают бедностью. Действительно, если свекор со свекровью бедны, они нередко велят своим овдовевшим невесткам снова вступить в брак. Когда сведения о таких случаях доходят до магистрата, свекра со свекровью после наказания восемьюдесятью ударами в суде первой инстанции переселяют на три года в одну из соседних провинций. Многие несчастные вдовы, не колеблясь, совершают самоубийство, только чтобы не подчиняться этим требованиям, а мандарины иногда издают воззвания, в которых просят свекров и свекровей не принуждать своих овдовевших невесток ко второму браку. В таких больших городах, как Кантон, есть дома, где находят пристанище приехавшие из деревни бедные вдовы, которые надеются найти мужей. Такими заведениями руководят свахи, посредники, иногда просто старики. Если вдова выходит замуж, нередко брат умершего мужа забирает ее детей от первого брака и считает их собственными. Если же от второго брака родятся дети, их часто считают детьми блуда. Хорошо знакомый мне китайский господин как-то раз зашел ко мне с двумя своими друзьями; представив их мне, он добавил на английском языке, который был неизвестен его спутникам, что они не принадлежат к элите, так как мать родила их во втором браке. Этим он доводил до моего сведения, что его спутники – дети женщины, которая в приличном обществе не считалась особенно добродетельной.
Говоря о браке, можно упомянуть также своеобразный обычай, носящий название «двойной свадьбы». Его соблюдают в китайских семьях, где одновременно живут три поколения и где старшие мужчины достигли высоких чинов. «Двойную свадьбу» можно праздновать, когда и дед, и бабка достигли шестидесятилетнего возраста. Тогда ее справляют следующим образом: она отправляется в свои родные места, чтобы дать деду возможность еще раз просить ее руки. Когда сделаны необходимые приготовления и выбран счастливый день для обновления брачных уз, дед посылает к дому, где поселилась его почтенная супруга, свадебный паланкин в сопровождении знаменосцев и музыкантов. Процессию возглавляет церемониймейстер. Он подносит старой даме письмо, где муж просит ее сесть в присланный за ней свадебный паланкин и вернуться домой, чтобы даровать ему почетную возможность возобновить брачные обеты. В доме собираются некоторые родственники и друзья, чтобы приветствовать счастливую старую даму по ее возвращении; и церемония завершается угощением и общим весельем. Мне остается рассказать еще об одном связанном с браком обычае, в той же степени нелепом, что и нечестивом. В Китае женятся не только живые, но и мертвые. И таким образом, духов всех китайцев мужеского пола, которые умерли в детстве или в отрочестве, по прошествии надлежащего времени женят на духах девочек, умерших в том же возрасте. Если умер мальчик двенадцати лет, через шесть-семь лет его родители стараются соединить его дух брачными узами с духом девочки, которая родилась и умерла в то же время, что и их сын. Для этого обращаются к свахе. Делая выбор из ее перечня умерших девиц, советуются с астрологом. Когда астролог, составив гороскопы двух душ умерших, признает выбор разумным, договариваются о благоприятной для заключения брака ночи. В эту ночь изображающую жениха бумажную фигурку в полном свадебном облачении помещают в гостиной дома его родителей. В девять часов (иногда позже) от имени духа юноши к дому родителей умершей девушки отправляют свадебный паланкин, который в некоторых случаях представляет собой ротанговый каркас, покрытый бумагой. Родителям девушки передают просьбу разрешить ей сесть в паланкин, чтобы ее отнесли в новый дом.
Поскольку в Китае считается, что одна из трех обитающих в человеческом теле душ после смерти переходит в табличку с его именем, с алтаря предков снимают табличку с именем девушки и помещают в свадебный паланкин вместе с бумажной фигуркой, которая должна изображать невесту. Свадебную процессию возглавляют два музыканта. Один из них играет на лютне, другой – бьет в гонг. Иногда в паланкин кладут платье умершей девицы, которое теперь будут хранить у себя родители почившего отрока. Когда процессия прибывает к дому родителей жениха, табличку и изображение невесты вынимают из паланкина. Табличку помещают на алтарь, а бумажную фигурку – на кресло рядом с тем, в котором находится фигурка жениха. Перед фигурками ставят стол с разными кушаньями, в то время как пять-шесть даосских священнослужителей распевают обращенные к духам молитвы, призывая их взять друг друга в супруги и отведать свадебных яств. В конце этой церемонии бумажные фигурки сжигают вместе с множеством бумажной одежды, бумажных денег, бумажных слуг и служанок, вееров и табачных трубок, а также паланкинов. Мне довелось присутствовать на такой церемонии. Она проходила в доме моего китайского друга по имени Цзя Цзиньхуэй, который жил на улице Чжо-цзя-ли в западном предместье Кантона. Получилось так, что непосредственным поводом для этой свадьбы послужила болезнь жены этого господина. Геомант, или гадальщик, решил, что она приключилась из-за разгневанного духа ее сына, возымевшего желание немедленно жениться. Тут же заключили помолвку от имени умершего сына, и была проведена вышеописанная брачная церемония.
Цель заключения семейного союза состояла не только в продолжении рода, но и в заботе об усопших предках. В женитьбе молодого человека были заинтересованы, прежде всего, его родители, которые, с одной стороны, отвечали за судьбу рода перед духами предков, а с другой - должны были заботиться о собственной загробной жизни.
Кроме законной жены богатый человек мог иметь несколько наложниц, которых называли «вторая жена», «третья жена» и т. п. Всеми ими управляла «первая жена» - хозяйка дома. Наложницы обитали под одной крышей с законной женой, которой они всецело подчинялись. Часто в хозяйстве они выполняли обязанности прислуги. Законная жена не имела права жаловаться мужу, если ей не по нраву пришлось присутствие той или иной наложницы. Законная жена признавалась матерью всех детей своего мужа и вместе с ним распоряжалась их судьбой. Настоящие же матери (наложницы) теряли всякие права на своих детей. В случае смерти законной супруги муж мог либо обзавестись новой, либо возвести в сан законной жены и хозяйки дома одну из наложниц.
Женить сына и увидеть внучат было самым сокровенным желанием главы семьи: только в этом случаеприобретал уверенность в том, что, перейдя в мир иной, будет сыт и обеспечен всем необходимым. Если род прекращался, то об усопших некому было заботиться и их «посмертное существование» оказывалось очень трудным.
В книге «Ли цзы» были закреплены своеобразные нижний и верхний пределы брачного возраста: для мужчин с 16 до 30, для женщин с 14 до 20 лет, фиксировавшие как бы пределы терпения и сдерживания гнева предков на неблагодарного и непочтительного потомка (43). В соблюдение этих возрастных пределов в древности было вовлечено и само государство, следившие за тем, чтобы они не нарушались. С этой целью, по свидетельству Чжоу ли (кн. 11), особый чиновник составлял списки мужчин и женщин, достигших предельного возраста, и наблюдал, чтобы мужчины, достигшие 30 лет, брали себе в жены девиц, которым исполнилось 20 лет (44).
Важнейшую роль в подборе жениха и невесты играл социальный, имущественный фактор. Родители руководствовались принципом «соответствия пары», т. е. семьи жениха и невесты не должны были значительно отличаться друг от друга по материальному достатку.
Переговоры о сватовстве по поручению семьи жениха по традиции обычно начинала сваха (сват). Эта традиция уходит в глубину веков и уже в «Ши-цзин» (Книге песен) – 1 тыс. до н.э. говорится:
Когда топорище ты рубишь себе –
Ты рубишь его топором.
И если жену изберешь себе –
Без свах не возьмешь ее в дом (45).
Эту роль исполняли как родственники, так и профессионалы, которые за свой труд получали вознаграждение от заинтересованных сторон. Сват (либо сваха) отправлялся в семью невесты и подробнейшим образом описывал ее родителям все достоинства жениха. Затем шел в дом жениха и повторял то же самое, но на этот раз хвалил невесту. В погоне за наживой сват, нередко явно приукрашивал достоинства обеих сторон. Занимавшийся сватовством обязан был знать все подробности, касающиеся семей жениха и невесты; в особенности важно было изучить генеалогию этих двух родов. На особой записке, обязательно на красном шелке, сват приносил родителям невесты сведения о женихе - чей сын, какого сословия, какую имеет должность, каким занимается ремеслом, где живет. Родственники жениха получали такие же сведения о невесте. Эти записки, полученные от сватов, долго обсуждались в обеих семьях, сведения проверялись и различными способами уточнялись.
Вопрос о том, быть или не быть предполагаемой свадьбе, решался особого рода гаданием, именуемым «Суань мин» (предсказывать будущее). В основе «Суань мин» лежало убеждение, что с момента рождения жизнь человека зависит от сочетания в его организме пропорций пяти стихий: дерева, огня, земли, металла, воды. Сумма стихий мужа должна была соответствовать в известной пропорции сумме стихий жены. Каждая из этих стихий, в свою очередь, сочеталась с мужским началом «Ян» и женским началом «Инь».
Зная свойства пяти стихий, гадатель должен был ответить на вопрос, какие именно стихии и в каких сочетаниях влияют на молодых людей, которых собираются обвенчать.Исходными данными для подобных подсчетов считались год, месяц и день рождения жениха и невесты.
К числу наиболее благоприятных принадлежали сочетания: металл - вода, вода - дерево, дерево - огонь, огонь - земля, земля - металл; к неблагоприятным относили взаимодействия: металл - дерево, дерево - земля, земля - вода, вода - огонь, огонь - металл. Если жених родился под знаком «дерева», а невеста под знаком «огонь», то брак между ними считался невозможным, так как будущая жена погубит мужа. Если же жених родился под знаком «огонь», а невеста под знаком «дерево», то брачный союз этой пары будет вознагражден многочисленным потомством: тепло солнца согреет плодоносную ветвь дерева, и плоды будут крупными и сочными.
По-китайски слово «жениться» буквально означает «брать в дом жену», а «выходить замуж» - «покидать семью». Этими словами выражался точный смысл свадебного обряда. Жених приводил невесту к своим родителям, а невеста покидала родную семью. После свадьбы молодая жена становилась членом семьи мужа. В редких случаях жених переселялся на постоянное жительство к родителям невесты. Сын мог быть недоволен избранной для него родителями женой; жена, в свою очередь, могла быть недовольна мужем - не это считалось главным в брачном союзе. Насильственное соединение молодых людей породило поговорку: «Муж и жена вместе живут, а сердца их за тысячу ли друг от друга» (46). Если молодые люди были помолвлены с детства, родители чувствовали себя спокойнее: в случае внезапной смерти всегда найдется, кому проявить заботу об их загробной жизни.
О многих трагедиях, о многих надломленных и загубленных молодых жизнях рассказано в китайской литературе:
Не приходить к нам в деревню опять,
Веток на ивах моих не ломать.
Как я посмею его полюбить?
Страшно прогневать отца мне и мать!
Только суровых родительских слов
Девушке нужно бояться, поверь!..
Чжуна просила я слово мне дать
К нам не взбираться опять на забор.
Тутов моих не ломать на позор.
Как я посмею его полюбить?
Страшен мне братьев суровый укор.
Чжуна могла б я любить и теперь,
Только вот братьев суровых речей
Девушке надо бояться, поверь! (47)
Старая китайская мораль не одобряла нежных отношений между женихом и невестой - это считалось не только излишним, но и неприличным. Молодые люди вообще не должны были встречаться до помолвки. Их личные чувства никого не интересовали и не принимались во внимание.
Если помолвка состоялась в детстве, а будущий муж умирал до свадьбы, существовал обычай обвенчать девушку с поминальной дощечкой умершего жениха: тогда она становилась вдовой в самый момент своего венчания и, как всякая другая вдова, была лишена возможности вторично выйти замуж.
Существовал обычай, в соответствии с которым близкие друзья давали друг другу, клятвенные обещания: если у них родятся дети, то мальчик и девочка станут мужем и женой, мальчик и мальчик - братьями, девочка и девочка - сестрами. Договор о браке часто бывал заключен, когда будущие муж и жена находились еще в утробе матери. И даже если впоследствии кто-нибудь из них оказывался душевнобольным, безобразной наружности иликалекой, о том что такое нередко случалось говорит «Ши – цзын»:
Для рыбы речная поставлена сеть,
Да серого гуся поймала она …
Ты к милому мужу стремилась – и вот
В супруги больного взяла горбуна! (51)
Но все равно договор не мог быть расторгнут. Единственной причиной его расторжения могла быть только смерть одного из помолвленных. Свадебные обряды совершались не по абсолютному незыблемому и одинаковому ритуалу. Церемониал определялся и социальным положением жениха и невесты, и географическим фактором: на юге Китая свадьба проходила несколько иначе, чем на севере. Поэтому затруднительно нарисовать универсальную картину древнекитайской свадьбы. Попытаюсь воспроизвести лишь некоторые ее наиболее характерные особенности.
К свадебному столу сушили различные фрукты – символ многодетности. Дарили арахис и каштаны с пожеланием - чтобы будущий ребенок рос крепким и здоровым, финики - чтобы ребенок родился быстрее, семена лотосаи персики – чтобы дети рождались один за другим:
Персик прекрасен и нежен весной –
Ярко сверкают, сверкают цветы.
Девушка, в дом ты вступаешь женой –
Дом убираешь и горницу ты.
Персик прекрасен и нежен весной -
Будут плоды в изобилье на нем.
Девушка, в дом ты вступаешь женой -
Горницу ты убираешь и дом...(48)
Многодетность символизировали также гранаты и огурцы, ими наполняли вазы на столах, а в семьях победнее они изображались на картинках, которые развешивались во время свадьбы.
Первым совместным имуществом жениха и невесты независимо от их социального положения были: подушка, постельные принадлежности, вазы, зеркало, чайник, чашки. Обычно старались приобрести эти вещи в четном количестве. Подарки также преподносились по этому принципу: две вазы, четыре чашки и т. д. Вазадля цветов по-китайски называется «хуа пин»: пин в другом написании означает «мир». Поэтому, преподнося в дар вазу молодым супругам, как бы говорили: «Живите в мире». Зеркало традиционно символизирует супружеские отношения. Когда муж и жена расходились или когда кто-либо из них умирал, говорили: «Зеркало разбилось». Если супруги снова начинали жить в мире, в народе говорили: «Разбитое зеркало снова стало круглым»(49).
В китайском народном изобразительном искусстве много картин посвящено свадебной символике. Нежные цветы и полная луна выражали всю прелесть и полноту чувств мужа и жены. На лубочных картинках изображали диких гусей и уток. Дикие гуси всегда летают в паре и никогда не покидают друг друга, поэтому гусь считался эмблемой новобрачных. Его дарил жених невесте в качестве свадебного подарка. Утка и селезень сильно привязаны друг к другу, и когда они разлучаются, то чахнут и погибают. Вот почему в китайской символике утка и селезень представляют собой символ супружеской верности и счастья:
Утки, я слышу, кричат на реке предо мной,
Селезень с уткой слетались на остров речной...
Тихая, скромная, милая девушка ты,
Будешь супругу ты доброй, согласной женой (50).
В некоторых районах Китая жених, после того как сватами был выработан брачный договор, посылал совершенно незнакомой ему невесте подарки, в том числе гуся. Девушка, принявшая гуся, считалась просватанной, хотя бы по возрасту ей и предстояло еще много лет ждать свадьбы. Она не имеет ни малейшего представления, ни о наружности, ни о характере того человека, с которым готова связать свою судьбу. Она не может ничего узнать о нем ни от родителей, ни от братьев, ни от знакомых; со дня сватовства ее держат взаперти еще строже прежнего, она не смеет видеться ни с кем чужим и при появлении гостей должна немедленно удаляться из комнаты.
В Южном Китае состоятельные родители жениха послали невесте золотые или серебряные браслеты, а ее родителям - свиные ножки, двух куриц, двух рыб, восемь кокосовых орехов и т. д. Родители невесты одаривали родителей женихи пятью сортами сухих фруктов, искусственными цветами, сладостями, посылалась также пара гусей как символ семейного блаженства. Иногда подарки в дом невесты приносили на больших подносах носильщики, одетые в яркие халаты. Дарились украшения из золота, серебра, нефрита и яшмы, а также орехи, цыплята, утки и т.п. Невеста из состоятельной семьи приходила в дом жениха не с пустыми руками. Она приносила в приданное домашнюю утварь, одежду, предметы украшения. Все это складывалось в массивные сундуки, и носильщики несли их в дом жениха по самым оживленным улицам - пусть все видят и знают, что невеста не бедна! По числу носильщиков определялась и «весомость» приданого. В некоторых районах невеста, кроме всего прочего, дарила жениху пару туфель - это означало, что она передает себя во власть мужа. Богатый жених в назначенный прорицателем день посылал за невестой позолоченный паланкин, разукрашенный ажурным переплетом, разноцветной бахромой и резьбой с изображением дракона, неба и цветов. Обычно в паланкин, который несли принаряженные носильщики, украшали два больших позолоченных иероглифа - «уан-си» (двойное счастье).Существовал обычай закрывать ворота дома невесты некоторое время не пускать прибывший паланкин, несмотря на настойчивые просьбы друзей жениха и носильщиков. В это же время братья и сестры невесты, выглядывая через щели ворот, требовали денег у друзей жениха. Им передавали сверток с монетами. После этого ворота открывались, начинали играть музыканты, сопровождавшие паланкин, и носильщики подносили паланкин к порогу дома.
Девушка должна была в течение трех дней до свадьбы плакать, отказываться от пищи, выражая этим печаль по поводу расставания со своим родным домом. Тогда и у соседей не будет повода говорить, что она так уж мечтает выйти замуж. В день свадьбы, когда девушка собиралась оставить свой родной дом, она обычно куда-нибудь пряталась. Мать начинала громко звать и искать ее, делая вид, что дочь исчезла. Дочь же в это время запиралась в своей комнате. Но вот прибывал паланкин. Носильщики и музыканты также начинали громко звать невесту, уверяя, что не могут дольше ждать. Наконец девушка, достаточно продемонстрировав непокорность, открывала двери своей комнаты и со слезами на глазах следовала к паланкину. Отец невесты или ближайший его родственник запирал на замок дверцы паланкина, а ключ передавал верному слуге для вручения жениху.
За день до свадьбы невесте делали специальную прическу, которую носили замужние женщины: волосы на лбу обривали или выщипывали, чтобы сделать его выше. Перед тем как усадить в свадебный паланкин, на ее голову надевали пышный головной убор, разукрашенный искусственными или настоящими драгоценными камнями. Нити жемчуга, свисавшие с головного убора, настолько плотно прилегали друг к другу, что за ними не было видно лица невесты.
Свадебная процессия являла собой красочную картину. Красный, украшенный блестками паланкин, на котором невеста из состоятельной семьи отправлялась в дом жениха, яркие наряды участников свадебной процессии, а также костюм самой невесты должны были свидетельствовать о богатстве и процветании.
Чем длиннее была свадебная процессия, тем более пышной считалась свадьба. Впереди участники процессии несли фонари и флажки, прикрепленные к длинным древкам, а также таблички, на которых были написаны имена жениха и невесты. Музыканты исполняли веселые песни. В середине этой вереницы носильщики несли паланкин с виновницей торжества, а позади следовало ее приданое. В далекой древности в свадебной процессии участвовал и жених, но в дальнейшем обряд был изменен - невесту сопровождали ее братья и подружки. Обычай запрещал матери и отцу провожать дочь в ее новый дом. Замужество фактически означало для девушки полный разрыв с родными, так как считалось, что после свадьбы она принадлежит новой семье. Поэтому расставание с отцом и матерью всегда проходило тяжело. Невесту страшила неизвестность: она не знала, как встретит ее свекровь, не знала, какой у нее будет муж. Но и жених, ожидая прибытия невесты, переживал не меньше: он ведь тоже не знал, хорошей ли женой наградит его судьба. Жених встречает невесту у двери безмолвно и без всякой улыбки. Он даже не решается дотронуться до ее руки, когда ведет в спальню, и только слегка прикасается кончиками пальцев к длинному рукаву ее халата.
Жених и невеста вместе совершали поклоны небу и земле и табличкам духов предков жениха, что считалось главным в свадебной церемонии. В передней части комнаты, «перед небом», ставился столик, на котором располагали две зажженные свечи и жертвенный сосуд с дымящимся фимиамом, двух миниатюрных сахарных петухов, пять сортов сухих фруктов, «жертвенные деньги», связку палочек для еды, зеркало и ножницы. Все это было символами процветания и согласия.
Невеста занимала место у столика с правой стороны от жениха, и оба они на коленях молча совершали четыре земных поклона, склоняя свои головы к земле. Затем поднимались, менялись местами и повторяли то же самое. После этого на столик ставились таблички предков, которым жених и невеста отдавали восемь поклонов. Когда они вставали, им предлагали пригубить вино и мед из кубков, соединенных красной шелковой лентой или красным шнурком. Потом, обменявшись кубками, жених и невеста отведывали сахарного петушка и сухих фруктов. Все это символизировало согласие и союз новобрачных.
Наконец невеста направлялась в свою комнату, где ждала жениха, который должен был снять с нее свадебный головной убор. Она надевала красивый халат и сверкающий разноцветными камнями головной убор, в таком виде появлялась перед родственниками и друзьями ее будущего мужа, совершала перед ними поклон и предлагала им чай.
После описанных церемоний новобрачные садились вместе обедать. Это был первый и последний день, когда они обедали вместе. Жених мог, есть сколько хотел;
невеста же должна была в течение двух недель питаться только той провизией, что передали ее родители.
На свадьбу обязательно приглашали почтенного старика с белой бородой, напоминавшего своей внешностью бога долголетия. Когда жених и невеста совершали поклоны небу и земле, старик бамбуковой палочкой, окрашенной в красный цвет или обернутой красным шелком, вначале три раза слегка ударял невесту выше лба и при каждом ударе приговаривал: до фу (много счастья),до шоу (долго жить), до наньцзы (много сыновей);
ударяя этой же палочкой жениха, он приговаривал: юэ фу (будь богатым), юэ гуй (будь знатным), юэ кан нин (будь здоровым и живи спокойно).
Гости во время свадебного обеда позволяли себе фривольные замечания в адрес невесты, даже непристойные шутки, к которым она должна была относиться хладнокровно и безразлично. Они бесцеремонно насмехались над ее ногами, одеждой, внешностью. Невесту просили встать своими маленькими ножками на перевернутую чашку. Если ей это не удавалось, то слышались язвительные реплики: «Какая неуклюжая!» Могла быть и такая просьба: «Принеси мужу чаю!» Если невеста выполняла эту просьбу, ей говорили: «Какая послушная жена!» Если она отказывалась выполнять это, гости соболезновали мужу, получившему в жены злую женщину.
В первую брачную ночь в комнате новобрачных ставили две зажженные свечи. Смотря по тому, будут ли эти свечи гореть ровно или одна сгорит скорее другой, будет ли стекать воск, станут ли свечи трещать, прогорят ли за ночь и какая из двух погаснет раньше, делались «прогнозы» о продолжительности совместной жизни мужа и жены, об их радостях и печалях.
Утром молодожены под шум хлопушек выходили из спальни и направлялись на кухню помолиться богу очага. Это означало, что молодая женщина должна овладеть искусством кулинарии. Затем она направлялась в храм предков, где молилась предкам мужа.
На третий день после свадьбы вместе с мужем и его родителями молодая жена навещала дом своих покинутых родителей, где в их честь устраивалось пиршество. Этим кончалась свадебная церемония в богатых семьях.
После свадьбы наступало самое страшное – свекровь давала волю своей практически неограниченной власти над невесткой. И хотя сердце мужа могло обливаться кровью при виде издевательств над его женой, он не имел права выразить недовольство поступками матери. Если же осмеливался это сделать, то причинял еще больше страданий жене и жизнь ее становилась совсем невыносимой. Заступничество мужа вызывало негодование его родителей, и даже соседи осуждали за непочтительность к старшим. Невестка должна была избегать личного общения с главой семьи и его сыновьями и постоянно находиться «под рукой» свекрови, которая обычно не отличалась тихим нравом. Жестокое обращение свекрови с невесткой - одна из мрачных сторон в жизни китайской семьи:
Чужого я зову отцом с тех пор...
Чужого я зову отцом с тех пор -
А он ко мне поднять не хочет взор.
Где берег ровную раскинул гладь...
К совсем чужой я обращаюсь - мать.
К совсем чужой я обращаюсь - мать,
Она ж меня совсем не хочет знать.
Сплелись кругом побеги конопли,
Где берег взрыт рекой подобно рву...
От милых братьев я навек вдали,
Чужого старшим братом я зову...
Чужого старшим братом я зову -
Не хочет он склонить ко мне главу (52).
http://www.bolshe.ru/unit/27/books/1860/s/7
С распадом родовых связей в иньском и тем более чжоу-ском Китае преобладающими стали семейно-клановые, в современной историографии их иногда именуют патронимическими. В рамках деревень-общин ли (по преимуществу большесемейных) тенденция к сепарации малой индивидуальной семьи стала заметной не ранее середины I тысячелетия до н. э.. В знатных семьях ши , выделявшихся из среды правящей родовой верхушки, процесс становления семьи шел быстрее, а сама организация этих семей в форме большого клана стала со временем той нормой, на которую впоследствии всегда ориентировались в Китае. Особенно отчетливо видно это на примере обрядов и норм, которые были связаны с брачными отношениями.
В общинной деревне брачно-семейные отношения регулировались древними традициями. Для крестьянских парней и девушек даже в Чжоу, судя по песням «Шицзин», любовные встречи и свободный выбор мужа или жены были нормой. Именно любовь, свободный выбор любимого служили в то далекое время прочным цементом супружеской жизни, И именно о любви, любовном томлении, сердечной близости, стремлении к любимому говорят многие лирические строки песен. Собирая сливы, девушка поет о любимом, ждет свидания с ним. Двое пришли на свидание, встретились на лесной опушке, рядом с убитой ланью. Робкий и застенчивый юноша воспевает нежность и красоту любимой. Тоскует юноша, ожидая встречи, не видя своей любимой рядом с другими девушками.
Сам брачный обряд обычно оформлялся с помощью сватов. Существовали сговор-помолвка, венчание. Но сохранялась и свобода выбора молодых вплоть до самой последней минуты. В одной из песен говорится о невесте, которая отказывает жениху, ссылаясь на свое право сделать это до того, как последний обряд (т. е. венчание) будет совершен.
Среди простого народа еще были очень крепки древние традиции родового строя. Женщины и девушки обладали немалыми правами и еще не рассматривались в качестве придатка патриархальной семьи. Ни о неравных браках, ни о насилии над волей женщины, ни о слезах о погубленной родителями любви в песнях нет упоминаний. Высокое положение крестьянской девушки и женщины, ее право на свободный выбор своей судьбы, -- все это имело тесную генетическую связь с древними культами плодородия и размножения, с наивно-тотемистическими представлениями о решающей роли женщины в воспроизводстве рода.
В знатных семьях уже с начала Чжоу положение было несколько иным. Сильные патриархальные тенденции, а также все возраставшая в развивавшемся раннеклассовом обществе роль обязательных ритуалов и политических соображений во многом изменили положение женщины. Прежде всего это отражалось на ее праве свободного выбора мужа.
Во-первых, число знатных кланов было довольно ограниченным. Еще более сказывалось на выборе правило родовой экзогамии и традиционно сложившиеся законы обязательного брака. Известно, например, что представители двух наиболее знатных чжоуских родов Цзян и Цзи заключали браки почти исключительно только между собой. Наконец, очень важную роль в деле брачных связей играли политические соображения. В условиях непрекращавшихся междоусобных войн, временных союзов и клятвенных договоров родственные связи правителей уделов и их приближенных имели огромное значение. Эти связи, естественно, скреплялись брачными узами. Разумеется, все это очень серьезно ограничивало свободу выбора девушки и вынуждало ее подчиниться воле отца и силе обстоятельств. Тем самым была заложена основа несвободного брака по воле родителей, который на протяжении почти трех тысяч лет был затем нормой для Китая.
Другой важной особенностью возникавших в начале Чжоу многочисленных знатных семей была их полигамная организация. Поскольку семья с самого своего зарождения в Чжоу была строго патриархальной, а ее цементирующей основой стал культ мужских предков, то забота о мужском потомстве стала превращаться в центральный импульс этой семьи. Глава такой семьи--строго в соответствии с его рангом, степенью знатности, положением в обществе и состоянием--мог иметь и, как правило, имел целый гарем. Гарем обычно состоял из главной жены, нескольких «второстепенных» жен, группы наложниц. Как правило, в число персонажей гарема. входили и обслуживавшие дом служанки и рабыни, занимавшие в гареме наиболее низкое положение. Со временем возникли и были зафиксированы в источниках даже специальные нормы, регулировавшие число женщин в гаремах разных представителей знати. Так, например, чжоуский император должен был иметь главную жену-императрицу, трех «второстепенных», девять жен «третьего» и двадцать семь «четвертого» ранга, восемьдесят одну наложницу. Понятно, что эти числа, как и вся связанная с ними схема,--лишь условность, но в ней находили свое отражение подлинные отношения. Императорский гарем в Китае всегда состоял из очень большого количества женщин, причем отношения в гареме и визиты туда императора строго регулировались специальными нормами, за исполнением которых ревностно следили особые дворцовые служительницы (позже их роль стали выполнять евнухи).
Главой женщин в доме считалась старшая, главная жена, власть которой была очень велика. В ее функции входило распоряжаться хозяйством и регулировать жизнь многочисленной женской половины дома. Именно она могла разрешить той или иной женщине отлучиться к родным, проведать отца и мать. Поскольку наладить отношения между женщинами было делом нелегким, а унять человеческие эмоции и страсти--еще труднее, гарем обычно тщательно охранялся от постороннего вмешательства. В одной из песен «Шицзин» есть такие строки:
Как о гареме нашем есть молва --
Ее поведать я бы не могла.
Когда б ее поведать я могла --
Как было б много и стыда и зла!
И действительно, стремление снискать благоволение хозяина, зависть и ревность всегда были спутниками гаремной жизни. Правила родовой экзогамии породили в знатных семьях широко применявшуюся практику сорората, согласно которой вместе с торжественно и официально просватанной главной женой в дом мужа приезжали в качестве жен и наложниц ее младшие сестры и иные младшие родственницы. Главные жены обычно бывали заинтересованы в том, чтобы иметь в своем доме (т. .е. в гареме мужа) не чужих, а своих. Соответственно и младшие сестры просватанной в главные жены старшей сестры по традиции предпочитали попасть в дом ее мужа, а не в чужой, где старшей над ними могла бы оказаться чужая им женщина. Этот обычай сорората был одной из характернейших черт брачно-семейных отношений в древнем Китае.
Итак, положение женщин в знатных патриархальных семьях уже в начале Чжоу было более незавидным, чем в деревнях. Не имея свободы выбора, во многом завися от воли родителей, прежде всего отца, девушка из такой семьи уже в то далекое время лишилась той свободы, которой по традиции ещё пользовались ее сверстницы из среды простого крестьянства. Как будет показано ниже, впоследствии именно такой стала судьба всех китайских женщин.
Из всего этого, однако, не следует, что все знатные женщины были лишь бесправными затворницами гарема. Напротив, положение жены и ее влияние в доме и во всем уделе было немаловажным. Женщины из знатных семей, чья родня имела большое политическое влияние и вес, нередко сами становились важным фактором в обществе, в политике. Они активно вмешивались в дела царства, выступали во главе различных интриг и заговоров, умело плели сети против своих противников. Особенно это проявлялось в тех случаях, когда речь шла о выборе наследника.
Дело в том, что официально в чжоуском Китае (да и впоследствии) не существовало обязательного принципа майората. Обычное право предусматривало почтение к старшему сыну, который чаще всего и назначался наследником и хранителем главной ветви родового культа (да-цзун). Однако это было необязательным. Воля отца при выборе наследника была решающим фактором и считалась священной, а отец мог назначить своим преемником любого из многих его сыновей. Вот здесь-то и играли немалую роль активная позиция, ловкость, политическое влияние или просто обаяние той или иной жены, даже любимой наложницы.
В начале Чжоу, когда еще только вырабатывались строгие традиции патриархальной семьи, положение женщин в знатных семьях было в целом достаточно влиятельным. а в отдельных случаях давало даже повод для злоупотребления предоставленными им правами. В источниках более позднего времени, прежде всего в «Цзочжуань», сохранилось немало интересных сведений о вольном, двусмысленном и даже-открыто неприличном, вызывающем поведении многих знатных женщин, особенно вдов. Написанные с позиций строгих, конфуцианских принципов, эти рассказы с возмущением повествуют о том, что женщины могли свободно покидать дома. своих мужей, встречаться с другими мужчинами и даже изменять мужьям. В эпизоде, записанном под 599 г. до н. э., «Цзочжуань» передает рассказ об одной вдове, которая умудрилась находиться в недозволенной связи одновременно с правителем царства и двумя его сановниками. Все трое бражничали в ее доме и даже непристойно шутили насчет того, на кого из них похож сын этой женщины. Разгневанный сын вдовы (который на самом деле был от ее покойного мужа, сановника этого царства) убил правителя, и «Цзочжуань» не осуждает его за это.
Разумеется, все эти вольности и непристойности, которые уже с позиций авторов «Цзочжуань» воспринимались лишь как яркий образец разврата и распущенности нравов, на самом деле были лишь закономерным пережитком более ранних традиций, тесно связанных с древними обрядами и культами, с ритуальными обычаями родового строя.
Древнекитайская семья -- категория сложная, восходящая к патриархально-родовым отношениям первобытной эпохи. В неолитическом Китае, так же как и в Инь и в самом начале Чжоу, едва ли вообще существовали семьи как самостоятельные социальные и хозяйственные ячейки. Парные брачные ячейки в ту пору были неотъемлемой частью более крупных социальных и хозяйственных объединений (род, родовая община, большесемейная община). Примерно с начала Чжоу в Китае стали формироваться семьи, вначале преимущественно среди знати. Позже, к эпохе Конфуция, моногамная семья уже стала обычной в Китае среди всех слоев общества (хотя в знатных семьях моногамия по-прежнему не соблюдалась).
Организация знатной семьи послужила Конфуцию образцом, который наиболее полно удовлетворял требованиям культа предков и принципа сыновней почтительности. В своих многочисленных высказываниях Конфуций и его последователи создали культ большой нерасчлененной семьи с всевластием отца-патриарха, игравшего в семье роль государя в миниатюре. Как известно, философ любил сравнивать семью и государство; кто добродетелен в семье, тот хорош и для государства, кто не может управиться с семьей -- тому не под силу и управлять государством и т. п. Иными словами, конфуцианцы рассматривали патриархальную семью как «микрокосм порядка в государстве и обществе». Базируясь на сложившихся в знатных семьях нормах обычного права, конфуцианство провозгласило именно эти нормы эталоном и всячески способствовало укреплению и сохранению нерасчлененной семьи. Разумеется, сохранение или распадение такой семьи отнюдь не зависело только от стремления следовать идеалам конфуцианства. Существовали серьезные причины экономического порядка, которые содействовали или препятствовали организации большой патриархальной семьи.
Практически влияние конфуцианских норм и традиций на организацию семей в Китае сводилось к тому, что при наличии благоприятных экономических условий стремление к совместному проживанию близких родственников, как правило, преобладало над сепаратистскими тенденциями отдельных парных ячеек.
Культ предков и патриархальные традиции обусловили священное право отца-патриарха на все имущество семьи. До смерти отца ни один из его многочисленных сыновей не имел права на долю этого имущества и уже по одной.этой причине не мог отделиться и вести самостоятельное хозяйство. Все сыновья и их жены (так же как и жены, наложницы и незамужние дочери главы семьи) были обязаны проживать в родительском доме и вносить лепту в его процветание. Поэтому для более или менее зажиточной китайской семьи всегда было характерным совместное проживание большого количества представителей нескольких поколений--сыновей с их женами, внуков, часто тоже уже женатых, и правнуков дома. Членами семьи нередко считались и те служанки и рабыни, которые принадлежали главе семьи или его сыновьям и обычно выполняли всю тяжелую» работу по дому. Наконец, в таких семьях на правах «бедных родственников» могли жить и обедневшие сородичи, которые подчас фактически были батраками. Таким образом, в рамках отдельной семьи, бывшей довольно типичной низовой социальной ячейкой китайского общества, часто проживало и вело совместное хозяйство несколько десятков человек.
Такая семья, как правило, существовала в качестве неразделимой социальной ячейки вплоть до смерти ее главы, отца-патриарха. После этого она обычно делилась соответственно числу сыновей. Интересно, что, несмотря на отчетливо выраженную тенденцию к укреплению большой семьи с ее крупным хозяйством, в истории Китая так никогда и не был выработан столь известный на Западе принцип майората, согласно которому все имущество отца достается старшему сыну. Некоторые исследователи связывают этот факт с весьма характерным для всей китайской истории стремлением к эквализации земли, т. е. к тому, чтобы каждый владел хотя бы небольшим, но своим участком. Этот принцип, находивший свое отражение то в извечных мечтах об осуществлении системы цзин-тянь, то в попытках сверху ввести ту или иную систему равных наделов, то (наиболее часто) в лозунгах восставших крестьян, сказался и на принятой в Китае традиционной системе наследования. Так, для средневекового Китая было характерным деление имущества (земли в первую очередь) умершего отца поровну между всеми его сыновьями. Это была норма, и свобода завещания в этом случае была ограниченной -- только свое личное имущество отец мог завещать по своему выбору. Закон этот действовал весьма строго; в случае, если кто-либо из взрослых сыновей умирал до смерти отца, его дети, т. е. внуки главы семьи, получали при разделе долю своего отца и опять-таки делили ее поровну между собой.
На протяжении всей истории Китая столь важную роль играл конфуцианский тезис о том, что вся Поднебесная -- это лишь единая большая семья. С одной стороны, такое расширительное толкование понятия «семья» имело своей определенной целью представить все общество в виде коллектива «родственников», спаянных воедино теми же неразрывными узами, что и члены семьи. С другой стороны, эта аналогия как бы оправдывала иерархичность и авторитарность семейной системы в Китае.
Культ семьи в Китае обусловил ее огромную притягательную силу. Где бы ни был китаец, куда бы ни забросили его случайности судьбы, везде и всегда -он помнил, о своей семье, чувствовал свои связи с ней, стремился возвратиться в свой дом или--на худой конец--хотя бы быть похороненным на семейном кладбище. Как отмечают некоторые исследователи, культ семьи сыграл свою роль в ослаблении других чувств обычного китайского гражданина его социальных, национальных чувств. Другими словами, в старом конфуцианском Китае человек был прежде всего семьянин, т. е. член определенной семьи и клана, и лишь в качестве такового он выступал как гражданин, как китаец.
Система конфуцианских культов оказала решающее влияние на соотношение семьи и брака -в Китае. Спецификой конфуцианского Китая было то, что не с брака, не с соединения молодых обычно начиналась семья. Наоборот, с семьи и по воле семьи, для нужд семьи заключались браки. Семья считалась первичной, вечной. Интересы семьи уходили глубоко в историю. За благосостоянием семьи внимательно наблюдали заинтересованные в ее процветании (и в регулярном поступлении жертв) предки. Брак же был делом спорадическим, единичным, целиком подчиненным потребностям семьи.
Согласно культу предков, забота об умерших и точное исполнение в их честь всех обязательных ритуалов было главной обязанностью потомков, прежде всего главы семьи, главы клана. Собственно говоря, в глазах правоверного конфуцианца именно необходимостью выполнения этой священной обязанности было оправдано само появление человека на этом свете и все его существование на земле. Если в прошлом, в иньском и раннечжоуском Китае, духи мертвых служили опорой живых, то согласно разработанным конфуцианцами нормам культа предков и сяо все должно было быть как раз наоборот. В этом парадоксе, пожалуй, лучше всего виден тот переворот, который был совершен конфуцианством в древнем культе мертвых.
Но если главная задача живых это забота об ублаготворении мертвых, то вполне естественно, что весь строй семьи, все формы ее организации должны быть ориентированы таким образом, чтобы лучше справиться с этим главным и почетным делом. Вот почему считалось, что первой обязанностью всякого главы семьи и носителя культа предков, служащего как бы -посредником между покойными "предками и их живущими потомками, является ни в коем случае -не допустить угасания рода и тем не навлечь на себя гнев покойных. Умереть бесплодным, не произвести на свет сына, который продолжил бы культ предков -- это самое ужасное несчастье не только для отдельного человека и его семьи, но и для всего общества. В Китае всегда существовали поверья, что души таких вот оставшихся без живых потомков (и, следовательно, без приношений) предков становятся беспокойными, озлобляются и могут нанести вред не только родственникам, но и другим, посторонним, ни в чем не повинным людям. Для таких бездомных душ в определенные дни в Китае даже устраивались специальные поминки, чтобы хоть как-то ублажить их и утихомирить их гнев. Однако еще со времен Конфуция хорошо известно, что жертвы, принесенные чужой рукой, -- это не настоящие жертвы, в лучшем случае жалкий паллиатив. Эти жертвы не могут как следует успокоить разгневанных предков.
Неудивительно, что в таких условиях каждый добродетельный отец семейства, как почтительный сын и потомок своих высокочтимых предков, был обязан прежде всего позаботиться о потомках. В его задачу входило произвести на свет как можно больше сыновей, женить их сразу же по достижении ими брачного возраста и дождаться внуков. Только после этого он мог умереть спокойно, зная, что в любом случае и при любых обстоятельствах непрерывность рода и неугасающий культ предков им обеспечены.
Вот именно с этой, пожалуй, даже исключительно с этой целью и заключались браки в старом Китае. Судя по «Шицзин», в доконфуцианском Китае вопросы любви, брака и создания молодых семей решались так же, как и у многих народов. Не сразу конфуцианский культ предков и примат этики и рационального изменили все это. Прошел ряд веков, на протяжении которых энергично осуществлялись конфуцианские призывы к воспитанию чувства долга и обузданию эмоций во имя священного культа предков, сяо и семьи, прежде чем во все сословия, главным образом в среду простого народа, проникли выработанные традицией среди аристократии и закрепленные затем конфуцианцами в качестве обязательного эталона отношения к семье и браку. Навсегда отошли в прошлое деревенские праздничные обряды и простор для естественных чувств молодых людей. Отошли на задний план эмоции, чувства. Семья стала основываться не на чувстве, а на выполнении религиозных обязанностей. Брак же стал рассматриваться как важное общественное дело, как дело прежде всего большого семейного и кланового коллектива.
Китайская семья а Особенности семьи в древнем Китае. Конфуцианский культ предков и нормы Сяо способствовали расцвету культа семьи и клана.
Семья считалась сердцевиной общества, интересам семьи придавалось гораздо больше значения, чем отдельной личности, которая рассматривалась лишь в аспекте семьи, Сквозь призму ее вечных ценностей от отдаленных предков к отдаленным потомкам. Перед каждым китайцем стоял долг соблюдения интересов семьи, т.е. рождение детей, прежде всего сыновей, призванных продолжить род, Упрочить позиции семьи в веках. Отсюда постоянная тенденция к росту семьи.
Большая нерасчлененная семья та семья, которую имел ввиду Конфуций, когда сравнивал ее с государством существовала и до Конфуция, но по преимуществу среди знати. Конфуцианство своим культом предков и Сяо создало дополнительные стимулы для ее небывалого расцвета при наличии хотя бы маломальских благоприятных экономических возможностей стремление к совместному проживанию близких родственников становилось решающим импульсом и резко преобладало над сепаратистскими тенденциями. В результате большие семьи, включавшие в себя несколько жен и наложниц главы семьи, немалое число домочадцев, стали весьма распространенным явлением на протяжении всей истории Китая. Такие семьи обычно делились лишь после смерти отца, а то и обоих родителей.
Старший сын занимал место главы семьи и получал большую часть наследства, в том числе и дом с храмом предков, тогда как остальная часть общего имущества делилась поровну между остальными сыновьями. Все новые семьи основанные младшими братьями а каждый из них становился главой своего, бокового по отношению к главному культа предков, в течении длительного времени продолжали находиться в зависимости от старшего брата, являющегося теперь основного культа предков, общего для всего клана.
Возникал мощный разветвленный клан сородичей, крепко державшихся друг за друга и составляющих порой целую деревню. В рамках такого клана, в принципе, действовали те же социально - экономические закономерности, что и в рамках китайского общества в целом.
Одни семьи становились беднее и приходили в упадок, другие богатели, причем в этом случае к ним начинали тяготеть обедневшие сородичи и их дом становился центром клана. Возникала семейно - клановая корпорация, в рамках которой верхи и низы были крепко связаны как родством, так и традициями, нормами клановой взаимопомощи, основанными все на том же культе предков и нормах Сяо. Б Имена и фамилии Китайская система имен мало напоминает нашу. Поскольку семья считалась важнее отдельного человека, фамилия у китайцев ставится впереди имени.
На весь Китай насчитывается лишь несколько тысяч фамилий, причем пять самых распространенных Ли, Лю, Ван, Чжан и Чжао охватывают едва ли не половину населения. Полное поименование китайца всегда включает в себя его фамилию и имя. Фамилия, то есть родовое имя, всегда указывается до имени и состоит как правило из одного знака Ван, Ли, Чжан, Чхэн, Дин и др. Гораздо реже встречаются двусложные фамилии типа Сыма и Оуян. Вследствии того, что речевой этикет допускает обращение к человеку непосредственно по имени лишь для близкого человека или родственника, общепринятой нормой следует считать обращение к собеседнику или коллеге только по фамилии с прибавлением к ней того или иного слова-обращения Учитель Ван, девушка Дин, доктор Ли только по-китайски сначала произносится фамилия Ван лао-ши и т.д. 39 . В традиционной китайской семье было принято, что дочь носила фамилию матери, и лишь сын наследовал фамилию отца. Китайские имена, равно как и китайские фамилии, могут состоять из одного или из двух слогов. По традиции имя всегда пишется вслед за фамилией, а в транскрипции - фамилия и имя пишутся раздельно.
Двусложные имена, также как и двусложные фамилии, и в русской, и в китайской транскрипции пиньинь записываются в одно слово напр Сыма Цянь, Сунь Чжуншань. Носители одинаковых фамилий считались потенциальными родственниками и поэтому не могли заключать между собой браки на это требовалось особое разрешение императора, дававшееся на основании изучения родословных списков 40 . При рождении ребенку давали детское, или молочное, имя, сохранявшееся за ним до школы.
Когда он поступал в школу, отец или чаще - учитель давал ему большое, официальное имя, сохранявшееся до конца жизни и употреблявшееся в официальных документах. Кроме того, уже юноша получал от родителей, учителей, а чаще всего - друзей второе имя цзы, основанное на чертах уже определившегося характера и нередко почти вытеснявшее другие имена.
То же было у греков одного из величайших философов античности отроду звали Аристокл, но его учитель Сократ дал ему новое имя - Обширный, Платон и в дальнейшем даже он сам употреблял только это имя. Образованный человек имел еще и литературный псевдоним, а писатель - даже два. Единого списка имен, утративших первоначальное смысловое значение, как у нас, не существовало.
Имена у китайцев отличаются от европейских, прежде всего тем, что они чрезвычайно редко повторяются между собой и не присваиваются в честь великих людей или своих предков.
Имя ребенку выбирают, а точнее сказать - сочиняют его родители, исходя при этом как из определенных правил, так и из различных семейных примет и традиций, выбираются из обычного словарного запаса с учетом благозвучия и красоты иероглифического написания. Нередко такие имена заключают пожелания благополучия самому человеку, семье или государству, так что изучение имен, господствовавших в ту или иную эпоху, позволяет судить, о чем в ту пору больше всего мечтали китайцы.
Впрочем, конечно, власти не могли не вмешиваться и тут некоторые имена простому люду носить не разрешалось. Часть китайских имен можно достаточно легко разделить на мужские и женские. Однако справедливо и то, что большой процент имен не содержит очевидных указаний на то, кому же может принадлежать такое имя - мужчине или женщине. В китайской антропонимии системе имен и фамилий действовал целый ряд табу. Так, потомки не могли называть умершего предка по имени вместо этого он получал еще одно, посмертное имя, которое и записывалось на поминальной табличке. Этот же принцип касался и императоров, для которых была выработана целая система посмертных имен. Под этими именами они и вошли в историю У-ди - Воинственный Император, Вэнь-ди - Просвещенный Император, Тай-цзун - Великий Предок.
Дэ-цзун - Добродетельный Предок и т.д. Если же император был запятнан злодействами или вообще был свергнут, он мог получить плохое посмертное имя И-цзун - Жестокий Предок или не получить его вообще.
Только Цинь Ши-хуан пытался покончить с этой системой ему было несносно, что подданные могут судить правителя, но победы не добился. При жизни же императора называли просто нынешним Высочайшим. А при датировании документов по годам царствования употребляли не имя, а специально избранный девиз. Этот обычай сохранился до наших дней в Японии, где нынешнее царствование имеет девиз Хэйсэй - Мир и Правда 41 . Еще одно табу гласило, что иероглифы, входившие в имена императоров правящей династии, их родственников, названий их дворцов и пр не могли употребляться ни в каком другом смысле нарушение этого требования приравнивалось к оскорблению величества.
Поэтому иероглифы, которым повезло попасть в имена императоров долго царствовавших династий, часто забывались. Впрочем, иногда этот запрет обходили, видоизменяя знак. Так, официальное имя Конфуция было Цю - Холм, и если благочестивому человеку требовалось написать слово холм в другом смысле, он не дописывал этот иероглиф на одну черту вместо 42 . В Свадьба и взаимоотношения полов Цель заключения семейного союза состояла не только в продолжении рода, но и в заботе об усопших предках.
В женитьбе молодого человека были заинтересованы, прежде всего, его родители, которые, с одной стороны, отвечали за судьбу рода перед духами предков, а с другой - должны были заботиться о собственной загробной жизни. Кроме законной жены богатый человек мог иметь несколько наложниц, которых называли вторая жена, третья жена и т. п. Всеми ими управляла первая жена - хозяйка дома. Наложницы обитали под одной крышей с законной женой, которой они всецело подчинялись.
Часто в хозяйстве они выполняли обязанности прислуги. Законная жена не имела права жаловаться мужу, если ей не по нраву пришлось присутствие той или иной наложницы. Законная жена признавалась матерью всех детей своего мужа и вместе с ним распоряжалась их судьбой. Настоящие же матери наложницы теряли всякие права на своих детей.
В случае смерти законной супруги муж мог либо обзавестись новой, либо возвести в сан законной жены и хозяйки дома одну из наложниц. Женить сына и увидеть внучат было самым сокровенным желанием главы семьи только в этом случае приобретал уверенность в том, что, перейдя в мир иной, будет сыт и обеспечен всем необходимым. Если род прекращался, то об усопших некому было заботиться и их посмертное существование оказывалось очень трудным. В книге Ли цзы были закреплены своеобразные нижний и верхний пределы брачного возраста для мужчин с 16 до 30, для женщин с 14 до 20 лет, фиксировавшие как бы пределы терпения и сдерживания гнева предков на неблагодарного и непочтительного потомка 43 . В соблюдение этих возрастных пределов в древности было вовлечено и само государство, следившие за тем, чтобы они не нарушались.
С этой целью, по свидетельству Чжоу ли кн. 11 , особый чиновник составлял списки мужчин и женщин, достигших предельного возраста, и наблюдал, чтобы мужчины, достигшие 30 лет, брали себе в жены девиц, которым исполнилось 20 лет 44 . Важнейшую роль в подборе жениха и невесты играл социальный, имущественный фактор. Родители руководствовались принципом соответствия пары, т. е. семьи жениха и невесты не должны были значительно отличаться друг от друга по материальному достатку.
Переговоры о сватовстве по поручению семьи жениха по традиции обычно начинала сваха сват. Эта традиция уходит в глубину веков и уже в Ши-цзин Книге песен - 1 тыс. до н.э. говорится Когда топорище ты рубишь себе - Ты рубишь его топором.
И если жену изберешь себе - Без свах не возьмешь ее в дом 45 . Эту роль исполняли как родственники, так и профессионалы, которые за свой труд получали вознаграждение от заинтересованных сторон. Сват либо сваха отправлялся в семью невесты и подробнейшим образом описывал ее родителям все достоинства жениха. Затем шел в дом жениха и повторял то же самое, но на этот раз хвалил невесту. В погоне за наживой сват, нередко явно приукрашивал достоинства обеих сторон.
Занимавшийся сватовством обязан был знать все подробности, касающиеся семей жениха и невесты в особенности важно было изучить генеалогию этих двух родов. На особой записке, обязательно на красной шелке сват приносил родителям невесты сведения о женихе - чей сын, какого сословия, какую имеет должность, каким занимается ремеслом, где живет. Родственники жениха получали такие же сведения о невесте. Эти записки, полученные от сватов, долго обсуждались в обеих семьях, сведения проверялись и различными способами уточнялись.
Вопрос о том, быть или не быть предполагаемой свадьбе, решался особого рода гаданием, именуемым Суань мин предсказывать будущее. В основе Суань мин лежало убеждение, что с момента рождения жизнь человека зависит от сочетания в его организме пропорций пяти стихий дерева, огня, земли, металла, воды. Сумма стихий мужа должна была соответствовать в известной пропорции сумме стихий жены. Каждая из этих стихий, в свою очередь, сочеталась с мужским началом Ян и женским началом Инь. Зная свойства пяти стихий, гадатель должен был ответить на вопрос, какие именно стихии и в каких сочетаниях влияют на молодых людей, которых собираются обвенчать.
Исходными данными для подобных подсчетов считались год, месяц и день рождения жениха и невесты. К числу наиболее благоприятных принадлежали сочетания металл - вода, вода - дерево, дерево - огонь, огонь - земля, земля - металл к неблагоприятным относили взаимодействия металл - дерево, дерево - земля, земля - вода, вода - огонь, огонь - металл.
Если жених родился под знаком дерева, а невеста под знаком огонь, то брак между ними считался невозможным, так как будущая жена погубит мужа. Если же жених родился под знаком огонь, а невеста под знаком дерево, то брачный союз этой пары будет вознагражден многочисленным потомством тепло солнца согреет плодоносную ветвь дерева, и плоды будут крупными и сочными. По-китайски слово жениться буквально означает брать в дом жену, а выходить замуж - покидать семью.
Этими словами выражался точный смысл свадебного обряда. Жених приводил невесту к своим родителям, а невеста покидала родную семью. После свадьбы молодая жена становилась членом семьи мужа. В редких случаях жених переселялся на постоянное жительство к родителям невесты. Сын мог быть недоволен избранной для него родителями женой жена, в свою очередь, могла быть недовольна мужем - не это считалось главным в брачном союзе.
Насильственное соединение молодых людей породило поговорку Муж и жена вместе живут, а сердца их за тысячу ли друг от друга 46 . Если молодые люди были помолвлены с детства, родители чувствовали себя спокойнее в случае внезапной смерти всегда найдется, кому проявить заботу об их загробной жизни. О многих трагедиях, о многих надломленных и загубленных молодых жизнях рассказано в китайской литературе Чжуна просила я слово мне дать Не приходить к нам в деревню опять, Веток на ивах моих не ломать.
Как я посмею его полюбить? Страшно прогневать отца мне и мать! Чжуна могла б я любить и теперь, Только суровых родительских слов Девушке нужно бояться, поверь Чжуна просила я слово мне дать К нам не взбираться опять на забор. Тутов моих не ломать на позор. Как я посмею его полюбить? Страшен мне братьев суровый укор. Чжуна могла б я любить и теперь, Только вот братьев суровых речей Девушке надо бояться, поверь! 47 Старая китайская мораль не одобряла нежных отношений между женихом и невестой - это считалось не только излишним, но и неприличным.
Молодые люди вообще не должны были встречаться до помолвки. Их личные чувства никого не интересовали и не принимались во внимание. Если помолвка состоялась в детстве, а будущий муж умирал до свадьбы, существовал обычай обвенчать девушку с поминальной дощечкой умершего жениха тогда она становилась вдовой в самый момент своего венчания и, как всякая другая вдова, была лишена возможности вторично выйти замуж. Существовал обычай, в соответствии, с которым близкие друзья давали друг другу, клятвенные обещания если у них родятся дети, то мальчик и девочка станут мужем и женой, мальчик и мальчик - братьями, девочка и девочка - сестрами.
Договор о браке часто бывал, заключен, когда будущие муж и жена находились еще в утробе матери. И даже если впоследствии кто-нибудь из них оказывался душевнобольным, безобразной наружности или калекой, о том что такое нередко случалось говорит Ши - цзын Для рыбы речная поставлена сеть, Да серого гуся поймала она Ты к милому мужу стремилась - и вот В супруги больного взяла горбуна! 51 Но все равно договор не мог быть расторгнут.
Единственной причиной его расторжения могла быть только смерть одного из помолвленных. Свадебные обряды совершались не по абсолютному незыблемому и одинаковому ритуалу. Церемониал определялся и социальным положением жениха и невесты, и географическим фактором на юге Китая свадьба проходила несколько иначе, чем на севере. Поэтому затруднительно нарисовать универсальную картину древнекитайской свадьбы.
Попытаюсь воспроизвести лишь некоторые ее наиболее характерные особенности. К свадебному столу сушили различные фрукты - символ многодетности. Дарили арахис и каштаны с пожеланием - чтобы будущий ребенок рос крепким и здоровым, финики - чтобы ребенок родился быстрее, семена лотоса и персики - чтобы дети рождались один за другим Персик прекрасен и нежен весной - Ярко сверкают, сверкают цветы. Девушка, в дом ты вступаешь женой - Дом убираешь и горницу ты. Персик прекрасен и нежен весной - Будут плоды в изобилье на нем. Девушка, в дом ты вступаешь женой - Горницу ты убираешь и дом 48 Многодетность символизировали также гранаты и огурцы, ими наполняли вазы на столах, а в семьях победнее они изображались на картинках, которые развешивались во время свадьбы.
Первым совместным имуществом жениха и невесты независимо от их социального положения были подушка, постельные принадлежности, вазы, зеркало, чайник, чашки. Обычно старались приобрести эти вещи в четном количестве.
Подарки также преподносились по этому принципу две вазы, четыре чашки и т. д. Ваза для цветов по-китайски называется хуа пин пин в другом написании означает мир. Поэтому, преподнося в дар вазу молодым супругам, как бы говорили Живите в мире. Зеркало традиционно символизирует супружеские отношения. Когда муж и жена расходились или когда кто-либо из них умирал, говорили Зеркало разбилось. Если супруги снова начинали жить в мире, в народе говорили Разбитое зеркало снова стало круглым 49 . В китайском народном изобразительном искусстве много картин посвящено свадебной символике.
Нежные цветы и полная луна выражали всю прелесть и полноту чувств мужа и жены. На лубочных картинках изображали диких гусей и уток. Дикие гуси всегда летают в паре и никогда не покидают друг друга, поэтому гусь считался эмблемой новобрачных. Его дарил жених невесте в качестве свадебного подарка. Утка и селезень сильно привязаны друг к другу, и когда они разлучаются, то чахнут и погибают.
Вот почему в китайской символике утка и селезень представляют собой символ супружеской верности и счастья Утки, я слышу, кричат на реке предо мной, Селезень с уткой слетались на остров речной Тихая, скромная, милая девушка ты, Будешь супругу ты доброй, согласной женой 50 . В некоторых районах Китая жених, после того как сватами был выработан брачный договор, посылал совершенно незнакомой ему невесте подарки, в том числе гуся. Девушка, принявшая гуся, считалась просватанной, хотя бы по возрасту ей и предстояло еще много лет ждать свадьбы.
Она не имеет ни малейшего представления, ни о наружности, ни о характере того человека, с которым готова связать свою судьбу. Она не может ничего узнать о нем ни от родителей, ни от братьев, ни от знакомых со дня сватовства ее держат взаперти еще строже прежнего, она не смеет видеться ни с кем чужим и при появлении гостей должна немедленно удаляться из комнаты. В Южном Китае состоятельные родители жениха послали невесте золотые или серебряные браслеты, а ее родителям - свиные ножки, двух куриц, двух рыб, восемь кокосовых орехов и т. д. Родители невесты одаривали родителей женихи пятью сортами сухих фруктов, искусственными цветами, сладостями, посылалась также пара гусей как символ семейного блаженства.
Иногда подарки в дом невесты приносили на больших подносах носильщики, одетые в яркие халаты. Дарились украшения из золота, серебра, нефрита и яшмы, а также орехи, цыплята, утки и т.п. Невеста из состоятельной семьи приходила в дом гниха не с пустыми руками. Она приносила в приданное домашнюю утварь, одежду, предметы украшения.
Все это складывалось в массивные сундуки, и носильщики несли их в дом жениха по самым ожиивленным улицам - пусть все видят и знают, что невеста не бедна! По числу носильщиков определялась и весомость приданого. В некоторых районах невеста, кроме всего прочего, дарила жениху пару туфель - это означало, что она передает себя во власть мужа. Богатый жених в назначенный прорицателем день посылал за невестой позолоченный паланкин, разукрашенный ажурным переплетом, разноцветной бахромой и резьбой с изображением дракона, неба и цветов.
Обычно в паланкин, который несли принаряженные носильщики, украшали два больших позолоченных иероглифа - уан-си двойное счастье. Существовал обычай закрывать ворота дома невесты некоторое время не пускать прибывший паланкин, несмотря на настойчивые просьбы друзей жениха и носильщиков.
В это же время братья и сестры невесты, выглядывая через щели ворот, требовали денег у друзей жениха. Им передавали сверток с монетами. После этого ворота открывались, начинали играть музыканты, сопровождавшие паланкин, и носильщики подносили паланкин к порогу дома. Девушка должна была в течение трех дней до свадьбы плакать, отказываться от пищи, выражая этим печаль по поводу расставания со своим родным домом. Тогда и у соседей не будет повода говорить, что она так уж мечтает выйти замуж.
В день свадьбы, когда девушка собиралась оставить свой родной дом, она обычно куда-нибудь пряталась. Мать начинала громко звать и искать ее, делая вид, что дочь исчезла. Дочь же в это время запиралась в своей комнате. Но вот прибывал паланкин. Носильщики и музыканты также начинали громко звать невесту, уверяя, что не могут дольше ждать. Наконец девушка, достаточно продемонстрировав непокорность, открывала двери своей комнаты и со слезами на глазах следовала к паланкину. Отец невесты или ближайший его родственник запирал на замок дверцы паланкина, а ключ передавал верному слуге для вручения жениху.
За день до свадьбы невесте делали специальную прическу, которую носили замужние женщины волосы на лбу обривали или выщипывали, чтобы сделать его выше. Перед тем как усадить в свадебный паланкин, на ее голову надевали пышный головной убор, разукрашенный искусственными или настоящими драгоценными камнями. Нити жемчуга, свисавшие с головного убора, настолько плотно прилегали друг к другу, что за ними не было видно лица невесты.
Свадебная процессия являла собой красочную картину. Красный, украшенный блестками паланкин, на котором невеста из состоятельной семьи отправлялась в дом жениха, яркие наряды участников свадебной процессии, а также костюм самой невесты должны были свидетельствовать о богатстве и процветании. Чем длиннее была свадебная процессия, тем более пышной считалась свадьба. Впереди участники процессии несли фонари и флажки, прикрепленные к длинным древкам, а также таблички, на которых были написаны имена жениха и невесты.
Музыканты исполняли веселые песни. В середине этой вереницы носильщики несли паланкин с виновницей торжества, а позади следовало ее приданое. В далекой древности в свадебной процессии участвовал и жених, но в дальнейшем обряд был изменен - невесту сопровождали ее братья и подружки. Обычай запрещал матери и отцу провожать дочь в ее новый дом. Замужество фактически означало для девушки полный разрыв с родными, так как считалось, что после свадьбы она принадлежит новой семье.
Поэтому расставание с отцом и матерью всегда проходило тяжело. Невесту страшила неизвестность она не знала, как встретит ее свекровь, не знала, какой у нее будет муж. Но и жених, ожидая прибытия невесты, переживал не меньше он ведь тоже не знал, хорошей ли женой наградит его судьба. Жених встречает невесту у двери безмолвно и без всякой улыбки. Он даже не решается дотронуться до ее руки, когда ведет в спальню, и только слегка прикасается кончиками пальцев к длинному рукаву ее халата.
Жених и невеста вместе совершали поклоны небу и земле и табличкам духов предков жениха, что считалось главным в свадебной церемонии. В передней части комнаты, перед небом, ставился столик, на котором располагали две зажженные свечи и жертвенный сосуд с дымящимся фимиамом, двух миниатюрных сахарных петухов, пять сортов сухих фруктов, жертвенные деньги, связку палочек для еды, зеркало и ножницы. Все это было символами процветания и согласия.
Невеста занимала место у столика с правой стороны от жениха, и оба они на коленях молча совершали четыре земных поклона, склоняя свои головы к земле. Затем поднимались, менялись местами и повторяли то же самое. После этого на столик ставились таблички предков, которым жених и невеста отдавали восемь поклонов. Когда они вставали, им предлагали пригубить вино и мед из кубков, соединенных красной шелковой лентой или красным шнурком. Потом, обменявшись кубками, жених и невеста отведывали сахарного петушка и сухих фруктов.
Все это символизировало согласие и союз новобрачных. Наконец невеста направлялась в свою комнату, где ждала жениха, который должен был снять с нее свадебный головной убор. Она надевала красивый халат и сверкающий разноцветными камнями головной убор, в таком виде появлялась перед родственниками и друзьями ее будущего мужа, совершала перед ними поклон и предлагала им чай. После описанных церемоний новобрачные садились вместе обедать. Это был первый и последний день, когда они обедали вместе.
Жених мог, есть сколько хотел невеста же должна была в течение двух недель питаться только той провизией, что передали ее родители. На свадьбу обязательно приглашали почтенного старика с белой бородой, напоминавшего своей внешностью бога долголетия. Когда жених и невеста совершали поклоны небу и земле, старик бамбуковой палочкой, окрашенной в красный цвет или обернутой красным шелком, вначале три раза слегка ударял невесту выше лба и при каждом ударе приговаривал до фу много счастья, до шоу долго жить, до наньцзы много сыновей ударяя этой же палочкой жениха, он приговаривал юэ фу будь богатым, юэ гуй будь знатным, юэ кан нин будь здоровым и живи спокойно. Гости во время свадебного обеда позволяли себе фривольные замечания в адрес невесты, даже непристойные шутки, к которым она должна была относиться хладнокровно и безразлично. Они бесцеремонно насмехались над ее ногами, одеждой, внешностью.
Невесту просили встать своими маленькими ножками на перевернутую чашку.
Если ей это не удавалось, то слышались язвительные реплики Какая неуклюжая! Могла быть и такая просьба Принеси мужу чаю! Если невеста выполняла эту просьбу, ей говорили Какая послушная жена! Если она отказывалась выполнять это, гости соболезновали мужу, получившему в жены злую женщину. В первую брачную ночь в комнате новобрачных ставили две зажженные свечи. Смотря по тому, будут ли эти свечи гореть ровно или одна сгорит скорее другой, будет ли стекать воск, станут ли свечи трещать, прогорят ли за ночь и какая из двух погаснет раньше, делались прогнозы о продолжительности совместной жизни мужа и жены, об их радостях и печалях. Утром молодожены под шум хлопушек выходили из спальни и направлялись на кухню помолиться богу очага.
Это означало, что молодая женщина должна овладеть искусством кулинарии. Затем она направлялась в храм предков, где молилась предкам мужа. На третий день после свадьбы вместе с мужем и его родителями молодая жена навещала дом своих покинутых родителей, где в их честь устраивалось пиршество.
Этим кончалась свадебная церемония в богатых семьях. После свадьбы наступало самое страшное - свекровь давала волю своей практически неограниченной власти над невесткой. И хотя сердце мужа могло обливаться кровью при виде издевательств над его женой, он не имел права выразить недовольство поступками матери. Если же осмеливался это сделать, то причинял еще больше страданий жене и жизнь ее становилась совсем невыносимой.
Заступничество мужа вызывало негодование его родителей, и даже соседи осуждали за непочтительность к старшим. Невестка должна была избегать личного общения с главой семьи и его сыновьями и постоянно находиться под рукой свекрови, которая обычно не отличалась тихим нравом. Жестокое обращение свекрови с невесткой - одна из мрачных сторон в жизни китайской семьи Чужого я зову отцом с тех пор Чужого я зову отцом с тех пор - А он ко мне поднять не хочет взор. Сплелись кругом побеги конопли, Где берег ровную раскинул гладь От милых братьев я навек вдали, К совсем чужой я обращаюсь - мать. К совсем чужой я обращаюсь - мать, Она ж меня совсем не хочет знать.
Сплелись кругом побеги конопли, Где берег взрыт рекой подобно рву От милых братьев я навек вдали, Чужого старшим братом я зову Чужого старшим братом я зову - Не хочет он склонить ко мне главу 52 . Подчиненное положение женщины, характерное для китайских семейных традиций, восходит к культу предков, в соответствии, с которым назначение человека на земле - продолжать род и поддерживать могилы предков.
Женщине же, утратившей при вступлении в брак всякую связь с родной семьей, отводилась, по этим представлениям, второстепенная роль. Покорность, покорность и еще раз покорность - такова была главная добродетель женщины. В девичестве она во всем подчинялась отцу, после замужества становилась служанкой мужа и его родителей. Если я выйду замуж за птицу гласило древнее китайское присловье я должна летать за ней если выйду замуж за собаку, должна следовать за ней всюду, куда она побежит если выйду замуж за брошенный комок земли, я должна сидеть подле него и оберегать его 53 . Важнейшими и лучшими качествами женщин считались робость, сдержанность, умение приспосабливаться к характеру мужа. Мир женщины был ограничен домом и семьей.
Гость, пришедший в дом, всегда спрашивал хозяина о его здоровье, о здоровье его отца, деда, сына, но никогда - о здоровье жены или дочерей. Такой вопрос показался бы неприличным, он мог быть воспринят как проявление невежливости.
Вот один из образчиков нравственного наставления для мужа Когда ты взял жену, то прежде всего научи ее, как проявлять почтительность к отцу и матери, как жить в согласии с невестками, как быть послушной - чтобы она утром пораньше вставала, а вечером поздно ложилась спать, беспокоилась об урожае риса и экономии хлеба. Таковы истинные правила, которые должна соблюдать жена. Если она проявит плохой характер, то увещевай ее хорошими словами.
Со временем она исправит свои недостатки Если ты не знаешь, как перевоспитать жену, боишься ее и не осмеливаешься этого сделать, если во всем будешь соглашаться с ней, не решишься пресечь ее дурные поступки, станешь потакать ее характеру, она будет играть на твоих чувствах и не будет тебя бояться. И хотя ты будешь говорить, что любишь ее, это принесет ей только вред. В наши дни мужей, которые боятся своих жен и страдают от этого, немало. Корень зла состоит в следующем когда ты взял в жены женщину и не воспитывал ее, она понемногу портилась 54 . Услужить родителям мужа считалось главной обязанностью молодой женщины.
Если жена нравится сыну, но не нравится его родителям говорили в древнем Китае то он должен расстаться с ней. И наоборот, если жена не нравится сыну, а его родители говорят, что она хорошо им служит, то он не смеет расставаться с ней 55 . Как бы безжалостно муж ни обращался с женой, ей надлежало безропотно покоряться судьбе и молча повиноваться. Она могла вернуться в родной дом, но это считалось позором Три года я была женой, в дому Я счета не вела своим трудам Едва заснув, вставала на заре И - день-деньской нет отдыха ногам.
Блюла я клятву - кто виновен в том, Что ты со мною стал жестоким сам? Не знают братья всей моей беды Вернуться к ним? Насмешки встречу там. Одной терзаюсь думой и - молчу. Себя жалею, волю дав слезам. 56 Самое большее, на что она могла решиться, это отправиться в храм, повесить бумажную фигурку, изображавшую ее мужа, и помолиться богине милосердия, прося ее смягчить сердце супруга.
Жена, говорили в народе, должна быть чистой тенью и простым отголоском. Когда богатый муж брал себе одну или нескольких второстепенных жен, за конная супруга обязана была принять их благосклонно и жить с ними в мире и согласии. Муж мог продать своих жен или наложниц, передать их другому человеку временно или навсегда. Хотя это формально запрещалось законом, такая практика имела широкое распространение.
Если муж дурно обращался с женой, он нес более легкое наказание, чем за такое же обращение с посторонним человеком. Если жена поступала неподобающе с мужем, она несла более тяжкое наказание, чем за такое же обращение с посторонним. Если муж совершал прелюбодеяние, это вовсе не рассматривалось как преступление. Но муж мог безнаказанно убить жену, посмей она сделать то же самое. Муж имел право разойтись с женой без бракоразводного процесса при следующих обстоятельствах если жена не живет в согласии со свекром и свек ровью - если бесплодна если подозревается в прелюбодеянии или уже со вершила таковое если наветами или болтливостью вызывает раздоры в семье если страдает какой-либо болезнью, к которой люди чувствуют естественное отвращение - если невоздержанна на язык если она без разрешения мужа присваивает себе домашнее имущество.
Однако эти причины не действовали во время траура, если жене некуда было идти, а так же если муж разбогател благодаря этому браку.
Ответственность мужа за жену выражалась и в том, что при всех ее правонарушениях, кроме тяжкого преступления и измены, она выдавалась ему на поруки. Кроме того, муж и жена имели право на развод по взаимному согласию или в случае причинения ими серьезного вреда родственникам друг друга. Развод совершался простым соглашением семей и лишь в случае крупных взаимных претензий в дело могли вмешаться власти. Муж мог иметь только одну жену, но ничто кроме финансов, мешало ему брать в дом наложниц - столько, сколько он мог содержать 57 . Число наложниц увеличивало престиж семьи, поэтому высшие чиновники а иногда и их жены заботились об увеличении гарема.
У императора он мог насчитывать до нескольких тысяч жен, разделенных на несколько рангов 1 ранг Хуан гуй - фей 2 ранг Гуй - фей 3 ранг Фей 4 ранг Бинь 5 ранг Гуй - жень Наложница считалась свободным человеком если ее брали из рабынь то предварительно давали вольную, но занимала в семье место служанки, должна была относится с подчением к законной жене и не имела доли в наследстве, хотя ее сыновья могли считаться полноправными наследниками все решал отец. Только император имел право свободно переводить женщин своего гарема из наложниц в императрицы и обратно.
Не все женщины, однако с этим мирились и соглашались делить мужа с наложницами - это и была ревность, караемая разводом. Гарем неизбежно ассоциировался с любовью между женщинами. Иногда сам муж поощрял такие отношения, т.к. понимал свою ограниченность, особенно если был уже в годах.
Однако гаремная жизнь имела и теневую сторону, т.е. полигамное строение домохозяйства доводило напряжение и ревность между женщинами до невыносимой степени. Часто новые фаворитки правителей доставались на расправу, ранее отвергнутым женам и наложницам. Чаще всего побои направлялись на половые органы и нередко дело оканчивалось смертью. В более скромных домах была та же ситуация, хотя до летального исхода дело не доходило. Старая китайская пословица Яд черного скорпиона и зеленой змеи не так опасен, как яд, находящийся в сердце женщины 58 . Но вторичное замужество считалось тяжким преступлением женщины перед памятью о покойном муже. Вдова, осмелившаяся вновь выйти замуж, была обречена на изгнание из своей среды, подвергалась риску быть убитой родителями или родственниками покойного мужа, да и по закону не могла больше стать чьей-либо женой, а только наложницей, но и мужу, требующему развода без оснований, грозила каторга.
Согласно древнему правилу, жена должна была оставаться с мужем в жизни земной и загробной 59 . Она объявляла о таком решении родственникам и близким, и ее поступок рассматривался как подвиг.
Наместники провинций в официальном докладе сообщали императору сведения о самоубийствах добродетельных вдов. Чем их было больше, тем большей похвалы удостаивался чиновник. Китайский сатизм отличается от индийского тем, что он никогда не осуществлялся через самосожжение. Способы его осуществления различны. Некоторые принимают опиум, ложатся и умирают у тела своего мужа. Другие морят себя голодом до смерти, топятся или принимают яд. Еще один способ, к которому иногда здесь прибегают, это прилюдное самоубийство путем повешения поблизости от своего дома или в нем. Об этом намерении сообщается предварительно для того, чтобы желающие могли присутствовать и созерцать это деяние.
Истинные причины обращения вдов к сатизму различны. Некоторыми двигала преданная привязанность к покойному, другими - чрезвычайная бедность их семей и трудность заработка на честный и уважаемый образ жизни, прочими - факт или перспектива грубого отношения со стороны родственников мужа. Вдову чаще всего хоронили в одной могиле с мужем или около нее. Этот обычай восходит к тому факту, что Конфуций в назидание потомкам похоронил свою мать рядом с могилой отца. Правила Ли запрещали мужу малейшее проявление нежности при посторонних.
Эти чувства вырывались наружу лишь во время похорон одного из супругов. Г Рождение и воспитание детей Большим событием в жизни каждой китайской семьи считалось рождение сына. Близкие и друзья навещали роженицу, приносили подарки одежду для ребенка и продукты для поддержания сил матери.
Чтобы отблагодарить друзей и знакомых, накрывали праздничный стол или просто угощали гостей вареными яйцами, окрашенными в красный цвет. В этих случаях полагалось приглашать друзей на лапшу, которая символизировала долголетие новорожденного. Ребенок в семье был радостью, если рождался мальчик, но становился обузой, если на свет появлялась девочка.
Иметь сына считалось целью брака и большим счастьем для семьи. Это нашло отражение и в поговорках Вырастишь сына - обеспечишь старость, соберешь зерно - предотвратишь голод И сына, и поле надо иметь свои Лучшие сыновья в мире - свои собственные 60 . Надеясь родить сына, женщины прибегали к толкованию сноведений, об этом говорит Шицзин Серый и черный приснится медведь- То сыновей предвещающий знак Если же змей довелося узреть- То дочерей предвещающий знак! 61 Или, например, беременная женщина поднималась до зари и, надев костюм мужа, отправлялась к ближайшему колодцу.
Она обходила вокруг него трижды, наблюдая за тенью в воде. Если по окончании прогулки ей удавалось вернуться домой незамеченной, это служило добрым предзнаменованием родится мальчик. При рождении ребенок получал молочное детское имя. Это имя должно было состоять из иероглифов, обозначающих что-нибудь приятное, надежду на то, что дитя будет счастливым и не умрет в младенчестве.
Ребенка часто называли Со-эр, Чжу-эр, Шуань-эр, что соответственно означало Замочек - пусть ребенок будет в такой же безопасности, как то, что заперто под замком Столбик - пусть ребенок твердо стоит на ногах Узелок - пусть он будет надежно привязан к своему дому. Все эти имена давались, конечно, мальчикам. Их наделяли и такими именами Фу Богатство, Гуй Знатность, Си Счастье, Лэ Радость. Именами девочек, как правило, служили названия цветов, драгоценных камней, бабочек, птиц Лянь-хуа Лотос, Му-дань Пион, Син-эр Абрикос, Тао-эр Персик. Их также могли назвать Сяо-мао Котеночек или Эр-мэй Вторая сестричка. Иногда детям давали также имена в соответствии с временем года, когда они родились Чунь-эр Весна, Сяшэн-эр Рожденный летом, Цю-эр Осень, Дун-эр Зима. На третий день совершался обряд омовения ребенка.
В таз наливали теплую воду, туда же клали подаренные медные и серебряные монеты, а также приготовленные родителями грецкие орехи, каштаны, земляные орехи, финики, семена лотоса, вареные куриные яйца. Все это, за исключением монет, было окрашено в красный цвет - радости.
Купая ребенка, приговаривали различные счастливые слова в рифму. Например, говорили Если будет мыть голову, то будет жить в высоком доме и т. п. 62 С ранних лет детей приучали выполнять различные обряды. Так, при виде новой луны дети, обращаясь к месяцу, кланялись ему и припевали Месяц, месяц, месяц! Кланяюсь тебе, трижды кланяюсь. Не позволяй, чтобы у детей была чесотка.
Луна, оказывается, влияла не только на детей, но и на 1 их платье, поэтому ночью не следовало класть одежду мальчиков и девочек на место, куда падал свет луны или звезд. Девочка должна была бояться света звезд, а мальчик - света падающей звезды. Беспокойство ребенка во сне приписывалось сглазу. Чтобы предохранить от него, применялся такой обряд, на красной бумаге писали Небо желтое, желтое! Земля желтая, желтая! В моем доме есть плакса. Прохожие, благородные люди, прочитайте три раза написанное, и пусть ребенок спит до утра. Такую бумажку бросали на перекрестке.
По установившейся традиции новорожденному дарили различные украшения. Подарки эти могли быть действительно ценными - золотая цепочка на шею или украшение из серебра в форме замочка, но могли быть и совсем простые, чисто символические, например косточка от персика с вырезанными на ней разнообразными узорами. Через косточку продевалась нитка, которая привязывалась к руке ребенка. С большой торжественностью отмечался первый месяц со дня рождения ребенка.
Родственники, друзья и знакомые родителей вновь приносили ему подарки серебряные, позолоченные и посеребренные бубенчики, изображения бога долголетия и восьми бессмертных, ручные и шейные браслеты, замочки, красные шнурки на шею. Бубенчики и изображения богов прикреплялись к шапочке младенца. Замочек вешали на шею для того, чтобы ребенок долго жил и чтобы не ушла из него душа. Дарили модель китайской меры сыпучих тел доу - этим выражалось пожелание, чтобы у ребенка всегда был в изобилии рис игрушечную печать инь - пусть младенец, когда вырастет большим, получит печать чиновника знак власти изображение иероглифа шэн возвышаться - чтобы ребенок высоко поднялся по служебной лестнице. Маленьких мальчиков часто одевали как девочек для того, чтобы обмануть духов болезни или смерти, которые, как верили родители, в таком случае пройдут мимо них. Суеверные родители, боясь, что долгожданного и любимого мальчика будут преследовать болезни или даже похитит смерть, давали ему имя Ятоу Служанка. Этим они как бы старались обмануть злых духов, показать, что ребенок им не дорог, и они вроде бы не боятся его потерять. Мальчики были предметом особой заботы в семье.
Стремясь уберечь их от болезней, предохранить от нечистой силы и несчастных случаев, родители прибегали к самым различным амулетам и талисманам.
Новорожденного предохранял особый амулет - замочек ста семейств. После рождения сына отец обходил сто человек - родных и знакомых - с просьбой дать по одной или несколько медных монет.
На собранные деньги он покупал замочек и вешал его на шею ребенку. Это означало сто семейств заинтересованы в долголетии новорожденного. Девочкам вешали на шею мешочки, наполненные ароматическими травами. Такие мешочки вышивались искусными швеями и обычно были красного цвета, который надежно отпугивал злых духов. Для предотвращения дурного влияния злых духов на детей применялись и другие меры. В комнату, где спал ребенок, ставили метлу или конский хвост ребенок ночью будет спать спокойно и не станет кричать, если к дверям дома прикрепить бумагу с заклинанием такого рода Владыка неба, владыка земли, в моей семье ребенок кричит всю ночь. Почтенные прохожие, прочтите эту надпись, и мое дитя будет спать до утра. У молодой невестки было одно средство облегчить свое положение в семье - родить сына. И вот она забеременела.
Все ждут от нее сына, и сама она мечтает родить мальчика. И о ужас на свет появляется девочка! Глаза матери наполнены горькими слезами, она не смотрит на маленькое существо.
Свекровь в бешенстве, и даже муж, который вообще-то неплохо относится к жене, выглядит печальным и озабоченным. Если жена рожала только девочек, то она считалась виноватой перед мужем, ибо обманула его надежды на продолжение рода. Неспособность жены родить сына давала право мужу брать в дом наложницу - это разрешалось законами. Рождение детей на благо родителей считалось основной целью брачной жизни и, как думали верующие, обеспечивало старшему поколению загробный покой.
Однако среди всех членов семьи самыми бесправными были дочери. От них требовалось не просто послушание, но беспрекословное повиновение. С детских лет они должны были участвовать в любой домашней работе, помогая в уборке, моя и чистя посуду. В подростковом возрасте их обучали шитью. После того, как для девушки был выбран жених как правило, это случалось уже к двенадцати годам, будущая невеста обучалась той работе, которой занимаются женщины из семьи жениха.
Девочкам не разрешалось предаваться играм и безделью. Им не разрешалось общаться с соседскими мальчишками. А в подростковом возрасте запрещалось играть и с мальчиками своей семьи. Запрет налагался на все самостоятельные передвижения за пределами дома. Отлучки из дома были возможны только в сопровождении кого-нибудь из членов семьи. Воспитанием и обучением девочек в основном занимались женщины. Однако отцы не должны были полностью оставаться в стороне.
Именно на их плечах лежала ответственность по воспитанию в дочерях так называемых трех правил подчинения дома повиноваться отцу в замужестве повиноваться мужу во вдовстве повиноваться сыну. Глава семейства отвечал и за воспитание у дочери четырех добродетелей, состоящих в соблюдении супружеской верности, честности, скромности и усердия 63 . Что касается матерей, то в их обязанности, прежде всего, входила подготовка дочерей к будущей замужней жизни. Это не ограничивалось только обучением ведению домашнего хозяйства.
Мать обязана была сформировать достойный облик своей дочери в соответствии с представлениями китайцев об истинной красоте. Кстати, нельзя не упомянуть, что ранние представления китайцев о женской красоте существенно отличались от наших. Китайцы полагали, что настоящей красавицей может быть только та девушка, которая выглядит как слабая и хрупкая тростинка гармония прямых линий. Девочки в китайских семьях с самого их рождения считались отрезанным ломтем, так как после выхода замуж они навсегда уходили в семью мужа. Возврат в свою семью был возможен только в случае смерти мужа. Решение о замужестве дочери родители могли принять в любое время, даже еще до рождения дочери.
Мнение и желание будущей невесты никогда не спрашивалось. Как видно на процесс и результат воспитания детей огромное влияние оказала смесь Конфуцианства и религиозного Даосизма, впрочем как и на любую другую сторону жизни. Выданная замуж дочь гласила старая китайская пословица то же, что вылитая вода, т. е. совершенно бесполезный для семейства человек.
Только мальчику суждено было до конца дней пребывать в неразрывной связи со своими предками. Кроме того, родители рассчитывали получить поддержку в старости, что особенно важно для бедных семей, где каждый работник вносил свой вклад в благосостояние семьи, а женщина рассматривалась как нечто крайне несовершенное и несамостоятельное. С самого рождения и до смерти, она была под властью отца, мужа, сына. Д Смерть и культ предков Если первый долг китайца состоял в выражении признательности Небу, то второй долг - в признательности предкам.
Позднее Небо стало рассматриваться, как предок всех живущих и второй долг стал первым. В древнем Китае получили распространение самые различные формы культа, однако особое значение приобрел и на протяжении многих веков сохранялся культ предков, т. е. обожествление и почитание общего предка рода по мужской линии. О распространении культа предков говорил тот факт, что даже простые китайцы большей части хорошо знали историю многих поколений своего семейства и могли не только назвать имена прапрадедов, но и перечислить все дела, дающие им право на память их потомства обращая взоры в прошлое, к длинному ряду своих предков, они, чувствовали себя бессмертными.
Умирал любимый и уважаемый человек, и это производило неизгладимое впечатление на его близких. Им казалось, что покойный все еще находится с ними, смотрит на своих домочадцев, живет их горестями и радостями.
Никто не хотел допускать мысли о том, что он навеки покинул семью и превратился в прах. Как определяли наступление смерти? На юге Китая существовал такой обычай. Сын, обливаясь слезами, горестно просил душу умершего отца вернуться в тело. Этот призыв повторялся трижды. После того как надежды на возвращение души уже не оставалось, покойника признавали действительно мертвым. Для подтверждения свершившейся смерти в рот или нос человека клали кусочек хлопчатобумажной пряжи - даже при слабом дыхании волокна пряжи приходили в движение.
Когда утрачивалась надежда сохранить жизнь больному и убеждались в наступлении его смерти, ему сначала брили голову и мыли лицо, а затем надевали на него похоронные одежды. В день смерти в рот покойника клали кусочки золота или серебра, завернутые в белую бумагу. Бедняки в этом случае довольствовались серебряной монетой или кусочком сахара, завернутыми в лоскуток красной материи. После смерти главы семьи женщины поднимали крик и громко причитали - таким путем не только выражали скорбь об усопшем, но и давали знать соседям и прохожим о случившемся несчастье.
Друзья и соседи приходили в дом усопшего и присоединяли свой голос к крикам и причитаниям, чтобы утешить несчастных родственников, особенно в день, когда покойника клали в гроб. Оплакивая умершего, родственники называли его имя и место рождения, перечисляли его заслуги, выражали сожаление о безвременной кончине до завершения всех дел. Покойнику связывали ноги у голеней если не сделать этого, он мог неожиданно вскочить, преследовать живых людей и душить их в своих объятиях.
В день похорон собирались все домочадцы умершего. В правую руку усопшему клали ивовую ветку, с помощью которой очищался его путь от злых духов, а в левую руку - веер и носовой платок. В таком облачении он должен был предстать перед судьями загробного мира. Покойника одевали обязательно в нечетное число похоронных одежд. Считалось, что нечетное число соответствует светлому, мужскому началу Ян, четное - темному, женскому началу Инь. Одеть усопшего в четное число похоронных одежд означало отдать его под власть темного начала Инь, что окажет неблагоприятное воздействие как на загробную судьбу умершего, так и на оставшихся в живых потомков.
У ног покойника ставили лампу или две свечи - так освещали его путь в подземный мир били в гонги и барабаны, чтобы создать ему хорошее настроение при переходе в мир теней. Перед тем как поместить в гроб, покойника одевали в одежды, рассчитанные на четыре времени года. Не разрешалось одевать его в платье черного цвета, так как черная ткань могла превратиться на том свете в железо.
Иногда в рот умершего клали жемчуг, с тем, чтобы он был красноречивым при встрече с божествами загробного мира. Иногда на могильном холме оставляли небольшую сумму денег - это означало, что данный участок земли куплен покойником. В Северном Китае бытовали несколько иные обычаи. Как только удостоверялись, что человек скончался, оповещали родственников и друзей, и те немедленно приходили в дом. Существовало поверье если у покойника глаза открыты, значит, у него осталось в жизни какое-то важное дело, которое он хотел, но не успел выполнить.
Сразу же после смерти в доме зажигали свечи они помогали покойнику найти правильный путь в мир теней. Состоятельные родственники клали на лоб умершего жемчуг его сияние освещало путь в загробный мир. С этой же целью в гроб клали зеркало, а во время похорон возле гроба несли зажженный фонарь.
Если умирал взрослый человек, то все вещи красного цвета убирались, а на красные украшения за воротами дома наклеивали белые или синие полоски бумаги. Те, у кого умирали отец или мать, должны были надеть белое траурное одеяние. В течение года носили одежду только двух цветов - белого и серого, не разрешалось надевать шелковую одежду мужчины в течение месяца не стриглись и не брились. Обычай требовал, чтобы в знак постигшего их горя родственники усопшего сняли с себя все украшения, растрепали волосы, оголили ноги и в таком виде громко причитали.
Старший сын возлагал жертвоприношения и возливал вино у ног покойного. Поскольку дом и находившееся в нем имущество считались собственностью покойника, члены его семьи не имели права всем этим пользоваться. Они строили здесь же, рядом со старым, новое жилье. В древних канонических книгах говорилось, что, облаченные в глубокий траур, члены семейства в течение трех месяцев не имеют права готовить пищу в доме, где находился покойник, а для ночлега должны удаляться в отдельное помещение.
Усопшего оставляли в комнате, где он жил до смерти, или в особой пристройке к дому. Впоследствии этот обременительный обычай изжил себя. Покойник при жизни имел друзей и любил встречаться с ними. Естественно, что он не хотел лишаться приятного общества и в загробной жизни. Для этого совершался обряд посещения. Друзья подходили к столу, на котором стоял гроб, воскуривали благовония и дважды совершали поклон, воздавая умершему хвалу.
По установившемуся обычаю, родственники и знакомые одаривали усопшего. Коль скоро все в доме принадлежало главе семьи, то, когда он уходил в мир иной, семья, лишенная руководителя, оказывалась в тяжелом положении. Тут-то подарки друзей и знакомых служили важным подспорьем. Эти подарки играли и несколько иную роль. Усопший со всем своим личным имуществом переселялся в новое жилище, оставляя старый дом семье. Родственники и друзья, относясь к почившему как к живому, старались следовать обычаям и, как бы поздравляя с предстоящим переселением, одаряли покойника подарками, которые считались его собственностью и погребались вместе с ним. Перед выносом тела громогласно прочитывался список подарков, чтобы усопший на том свете знал, от кого и какие подношения он получил.
Когда умирали отец или мать, сын в знак благодарности за их благодеяния клал в гроб прядь волос со своей головы. Нефрит считался символом жизнеспособности. Поэтому кусочки этого благородного камня клали в нос, уши и рот усопшего - так пытались приостановить процесс гниения трупа.
Запрещалось сжигать труп покойника, бросать его в воду, оставлять без присмотра более года, пренебрегать установленными церемониями, хоронить во время веселых праздников, Считалось, что умершего нельзя погребать до тех пор, пока не высохнет его кровь. Поэтому хоронили как минимум на седьмые сутки после смерти. Быстрые похороны осуждались, их называли кровавым захоронением. Во время траура по близким родственникам в течение семи недель запрещалось причесывать волосы.
Древние китайцы различали в человеке жизненную силу Ци дыхание, воздух и душу Лин. Пока легкие дышат, человек живет, т. е. сохраняет жизненную силу Ци. Когда дыхание прекратится, жизненная сила Ци покидает человека, и он становится трупом. Но с прекращением дыхания душа не умирает, а продолжает свою жизнь, оставаясь в мертвом теле как Сознательное и самостоятельное существо со всеми потребностями земной жизни.
Вначале верующие были убеждены, что душа усопшего сохранялась в его теле целиком, затем душу стали делить на три части первая якобы оставалась в могиле, вторая воплощалась в поминальную табличку, находящуюся на домашнем алтаре, а третья переселялась в загробный мир. Если душа при жизни человека удовлетворяла свои потребности через посредство тела, то она не прерывала своих связей с телом и в посмертном существовании. Как именно эта связь осуществлялась, никто сказать не мог, но то, что такая связь неразрывна, ни у кого не вызывало сомнения.
После смерти душа обычно жила в той комнате, которую занимал усопший при жизни. А потом в могиле, где покоился его прах. Впрочем, она предпочитала селиться в специально для нее возведенных или приспособленных помещениях. С этой целью строились домашние молельни, в которых чествовали души усопших предков, а также возводились общественные или государственные храмы, служившие местом почитания тех покойников, которые при жизни были знаменитыми людьми.
Душа усопшего могла жить и на небе - на небесных светилах или в воздушном пространстве. Она была способна воплотиться в какой-либо предмет, растение или животное. О некоем Дин Линвэе, жившем в глубокой древности, рассказывали, что он превратился в журавля, а через тысячу лет вновь принял образ человека 64 . Глубоко убежденный в том, что между душой и останками усопшего существует тесная связь, верующий страшился не самой смерти - к этому он был морально подготовлен верой в загробную жизнь а боялся появиться в мире теней обезглавленным или изувеченным без рук, без ног. Суеверный человек верил в потустороннюю жизнь, и эта вера помогала ему переносить любые страдания.
Ужаснее всех земных мук считал он для себя появление на том свете без головы, ибо душа человека, обезглавленного при жизни, была обречена навеки бродить в загробном мире без пристанища. Такая душа лишалась всякого утешения, не будучи в состоянии ни выразить мысль, ни услышать голос других душ. Мужчина мог бы, например, в загробном мире жениться, но какая женщина выйдет замуж за человека без головы или за калеку? Проблема была настолько серьезной, что император издал указ, согласно которому таких покойников разрешалось хоронить с золотой головой голову делали из дерева или камня, покрывали позолотой и клали в гроб. Следовательно, тело крайне необходимо душе в ее загробных странствиях.
Вот почему верующие заботились о том, чтобы останки усопших предков бережно сохранялись. Китаец верил в загробный мир и неосознанно переносил все иерархические отношения которыми изобиловала обычная жизнь на небо. Таким образом смерть не только не отменяла отношений между отцом и сыном, правителем и подданным, но и увековечивала эти отношения.
Существовало убеждение, что на небе и звездах обитают души усопших людей. Вначале на небе поселялись только души отошедших в иной мир правителей. Средь них выделялся Шанди. Само слово шанди состоит из двух иероглифов шан - высший, верхний и ди - государь, император.
Таким образом, шанди буквально означает верховный государь. Шанди почитался как первый по времени и положению среди других усопших государей. Понятие тянь - небо тесно связано с понятием Шанди -верховный государь, который в космогонических теориях то отождествлялся с небом, то представал в виде некоего безликого повелителя миров. Шанди регулировал движение светил и жизнь растений, наблюдал за делами людей награждал одних и наказывал других бесплотный, он мог выражать любовь и гнев, слышать и даже говорить.
Шанди представлял собой нечто вроде духа-правителя, живущего на небе и оттуда распоряжающегося Поднебесной. Со временем небо стало местом поселения менее знатных, но имевших определенные заслуги особ. Души усопших, заселившие звездное небо, по убеждению верующих, сохраняли человеческий облик небесные подданные, так же как на земле, находились в распоряжении усопших государей. Одним из главных элементов культа предков были церемония погребения главы семьи, последующий траур и жертвоприношения в связи с этим. Похороны в простонародье назывались траурное дело или белое дело цвет траурных одежд в Китае - белый. Она заканчивалась сожжением предметов, предназначенных для покойника в мире теней сжигали бумажный домик, который должен служить жилищем усопшему, костюмы, несколько свертков шелковой материи, изображения золотых и серебряных слитков.
Рано утром в день похорон сжигался временный навес, устроенный перед домом покойника.
В момент, когда поднимали гроб, родные выбегали из комнаты, чтобы дух усопшего не навлек на них беду. В богатых семьях гроб ставили на громоздкий катафалк, выкрашенный в красный цвет и обвешанный со всех сторон вышивками. Катафалк был настолько тяжелым, что его посменно несли несколько десятков носильщиков. Число носильщиков определялось, прежде всего, общественным положением покойного. Так, во времена цинской династии гроб чиновника третьего класса несли 48 носильщиков, гроб чиновника первого и второго класса, а гроб члена императорской фамилии - 84 65 . Вера в загробную жизнь заставляла правителя Китая заботится о том, чтобы и в загробном мире жить так же роскошно, как и на земле.
В глубокой древности совершались массовые ритуальные убийства, пленных, слуг, рабов, наложниц и т.д. О древности этого обычая говорит Шицзин Там иволги, вижу, летают кругом, На ветви жужуба, слетаясь, кружат. Кто с князем Му-гуном в могилу пойдет? Цзы-цзюя Янь-си выполняет обряд. И этот Ян-си исполняет обряд, Был самым храбрейшим из сотен солдат.
Но только к могиле приблизился он, Как весь задрожал он и был устрашен. А ты, о лазурное небо вдали, Так губишь ты лучших из нашей земли! Как выкуп за тех, кто живым погребен. Сто жизней мы отдали б, если б могли. 66 Когда скончался правитель Му-гун в царстве Цинь 7 в. до н.э вместе с умершим были погребены живыми 177 человек, среди которых - три представителя благородных фамилий. Здесь же захоронили различные изделия из нефрита и бронзы, включая оружие, домашнюю утварь, ценные украшения, конную упряжь и т. п. Люди и вещи, служившие правителю при его жизни, должны служить ему и в потустороннем мире. Загробная жизнь, как и земная, определялась положением человека в обществе чем богаче был он на земле, тем пышнее обставлял свое потустороннее существование. И конечно, лучше всех на том свете устраивался самый богатый человек - император.
По существовавшим обычаям сооружение и обустройство темного кабинета иньчжай под этим эвфемизмом подразумевалось загробное жилище покойника - в отличие от светлого кабинета ян-чжай - его прижизненного дома, начиналось еще при жизни их будущих хозяев.
Размер могильника определялся в соответствии с социальным статусом. Скажем, чиновникам 1-го ранга в эпоху Мин 2368-1644 годы до н.э. полагалась усыпальница длиной в 90 шагов, чиновнику 2-го ранга - 80, 3-го - 70 и т.д. Императорские могилы сооружались с большим размахом и мало чем отличались от настоящих дворцов.
Так, например, у подножия горного хребта Лишань, в 50 километрах от города Сиань провинция Шэньси, находится гробница основателя централизованного государства в Китае императора Цинь Шихуана 3 в. до н. э Строительство посмертного жилища Сына неба продолжалось 10 лет, его сооружали более 700 тысяч человек. Гробница, занимающая почти 250 тысяч квадратных метров, окружена прямоугольной внутренней и внешней стеной. Ее венчает конусообразной формы могильный холм из утрамбованной земли высотой 47 метров.
Горный хребет Лишань изобиловал золотом и нефритом. Вначале строители пробили ход в горе, дойдя до глубинных вод. Поскольку там оказались бьющие ключи, воду отвели в другое место, а отверстие, из которого били ключи, залили медью. Стены будущей усыпальницы облицевали отшлифованными камнями и нефритом пол устлали большими лакированными камнями, на которых нарисовали карту девяти областей Китайской империи. На пол поставили макеты пяти священных гор, а потолку придали вид небесного свода с изображениями светил.
После того как гроб с телом Цинь Шихуана опустили в могилу, ее наполнили огромным количеством драгоценной утвари и всеми предметами повседневной жизни императора и, чтобы ему не было темно, поставили светильники. Во имя сохранения тайны мастера и те, кто укладывал сокровища в усыпальницу, были заживо погребены. Склеп закрыли массивной дверью и заложили камнями. Сверху насыпали курган, густо обсадив его деревьями. В 1974 г. примерно на расстоянии километра от гробницы императора Цинь Шихуана в огромном склепе были обнаружены глиняные статуи в натуральную величину шести тысяч воинов с оружием и боевыми доспехами, а некоторые из них - на колесницах и лошадях.
Отлично сохранившиеся фигуры воинов имеют правильные очертания и пропорции. Каждая статуя обладает индивидуальными чертами лица. Оружие, доспехи и обувь выполнены с большой тщательностью. Построенное в боевом порядке, глиняное войско охраняло покой своего повелителя. Изучение раскопок показало, что армия глиняных воинов многие статуи подверглись разрушению была захоронена одновременно с Цинь Шихуаном.
Если при жизни усопший был женат, он естественно, нуждался в присутствии супруги и на том свете. Отсюда возник обычай заживо погребать жен вместе с умершими мужьями. С императором Цинь Шихуаном, как сообщают некоторые источники, были похоронены все те его жены, у которых не было детей. Впоследствии этот дикий обычай был смягчен бездетные жены императора после его смерти переселялись на жительство в пределы ограды, окружавшей могилу.
Примерно с середины 1 тысячелетия до н. э. человеческие жертвоприношения почти прекратились и с высокопоставленными покойниками в могилу стали впускать фигурки, вылепленные из глины, а также изображения, вырезанные из бумаги. То, что мог позволить себе император, не было, конечно, доступно не только рядовому труженику, но даже и состоятельному человеку. И все же каждый, готовясь перейти в мир теней, старался в соответствии со своими материальными возможностями захватить с собой самое необходимое.
На покойника надевали всю лучшую одежду, что была у него. В состоятельных семьях гроб наполняли драгоценными камнями, золотом, серебром, жемчугом и теми мелочами, которые покойник любил при жизни. Посмертное жилище у рыбаков Западного Китая, например, все богатство состояло из лодки и рыболовных сетей. Умирал рыбак - его вместо гроба клали в челнок, который покрывали другим челноком. На дорогу покойнику давали половину сети, чтобы он мог на том свете заниматься привычным делом - рыбной ловлей.
Другая половина сети хранилась у родных как память об усопшем. Простой человек, не имевший возможности соорудить себе усыпальницу, старался приобрести добротный гроб, который сохранит его тело на долгие времена. Когда наступала старость, осуществить это становилось не так-то просто. Материал для гроба стоил дорого. Поэтому к потусторонней жизни готовились заранее. Зафиксированы даже случаи дети бедняков продавали себя в рабство, чтобы купить отцу красивый гроб. Отцы в таких случаях с гордостью рассказывали о преданности сыновей.
Конец работы -
Эта тема принадлежит разделу:
Китайская семья
Для выполнения поставленной цели необходимо выполнить следующие задачи 1 Охарактеризовать исторические условия, в которых сложилась китайская семья.. Одной из наиболее интересных особенностей мышления китайцев, является его.. Поэтому социальная этика, всегда играла большую роль. Каждый китаец постоянно видел перед собой эталон, заключенный в..
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ:
Что будем делать с полученным материалом:
Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Государство Чжоу Правовое положение основных сословий было несколько иным, чем в предшествующем Шан-инском государстве. Политическое преобладание находилось в руках чжоунской аристократии, которая юридически закрепляет за собой обширные захваченные земли. Часть Шан-инской аристократии была привлечена на службу, получила поместье и вошла в состав господствующего класса. Существенно ухудшилось положение мелких общинников. Раздача земель чжоунской аристократии превратила их в безземельных арендаторов, работающих на землевладельцев. Их наравне с рабами привлекают на полевые работы, на строительство укреплений, заставляют отбывать воинскую повинность. Широкие размеры приобретает использование рабского труда. Рабов было много, об этом свидетельствуют надписи о покупке и дарении сотен тысяч рабов. 5 рабов стоили столько же, сколько одна лошадь, с добавление 1 мотка шелка. Государственный строй При царе в период Чжоу состоял его ближайший помощник (Сян) в достаточно широкой компетенции, подобно арабскому визирю. Затем шли "3 Старца"- три ближайших советника и помощника царя, каждый из которых руководил одним из трех ведомств. Этим 3 сановникам были подчинены 6 чиновников более низкого ранга. Чиновникам были подчинены 9 правителей областей. Местное управление осуществлялось огромным чиновническим аппаратом, формируемым из местной знати. Государством управляли 3 ведомства: А) финансовое, которым управлял "сыту" (один из старцев); Б) военное ведомство, во главе которого стоял "сыму"(один из старцев); В) общественных работ - во главе с "сыкуном". Важное значение имело ведомство, управлявшее делами религиозного культа, к которому принадлежали Верховный жрец культа царских предков, "верховный гадатель". Государство Чжоу состояло, помимо основной территории, из обширных завоеванных земель. Во главе которых стояли наместники в большинстве своем члены царствующего дома. Удаленные от столицы они имели широкие полномочия, свои вооруженные силы. Центральная власть требовала от наместников, по крайней мере, двух обязанностей: а) ежегодной явки ко двору для выражения верности сану; б) уплаты налогов, накладываемых на провинцию. Общинное самоуправление было заменено административным управлением. Административное деление было следующим: * 5 семейств составляли пятидворку, во главе со старостой; * 5 пятидворок организовывались в "ли" (деревня); * 4 "ли" объединялись в "цзу" (клан); * 5 "цзу"- в "дан" (группу), и так вплоть до округа и области. Основные направления развития права Право Китая в период Чжоу характеризуется появлением правового регулирования частной собственности на землю, постепенным распространением сделок с землей (купли-продажи, аренды, заклада и т. д.). Вся земля считалась царской, а все подданные - слугами (рабами) царя, но фактически царь распоряжался только той землей, которая давалась за службу. Земля находилась вне старого фонда, выделенная целина считалась собственностью и участвовала в обороте. Государство, заинтересованное в увеличении обрабатываемого земельного фонда, освобождало частные земли от налога. В наследственном праве получает окончательное подтверждение принцип наследования имущества старшим сыном от первой жены. При отсутствии сыновей наследовали другие родственники мужа. В период Чжоу создается первый свод уголовного права, состоящий из трех тысяч статей, написанных в казуистической форме и бывших записью судебных решений. Его издание приписывается легендарной личности - царю Му.
Право Древнего Китая (источники, основные институты, общая характеристика). Первоначально право Древнего Китая базировалось на нормах обычного права с дополнениями норм, сформированных на основе отдельных судебных решений и постановлений центральной власти. Наибольшее влияние на развитие права Китая оказали конфуцианство и школа легистов. Конфуцианство признавало преобладающее значение морали над правовыми нормами, отождествляли право с уголовным законом. Легисты напротив, придавая большое значение правовым нормам, пытались распространить их действие на все случаи жизни. Они проповедовали равенство всех перед законом, неотвратимость наказания для всех, выдвигали идею сильного государства. Преступления и наказания в Древнем Китае. Уголовное право Китая выделяло среди огромного числа преступных деяний (источники выделяют их более 3000) следующие виды преступлений: 1) против государства (мятеж, заговор); 2) религиозные (шаманство, выбрасывание золы на улицу); 3) против личности (убийство, нанесение телесных повреждений); 4) воинские (неявки к установленному сроку на место сбора, не проявление мужества воином); 5) против собственности (кража, грабеж, убой чужого скота). ^ Основной целью наказания было устрашение. Практиковались телесные наказания в сочетании со смертной казнью. В период государства Чжоу было выделено пять основных наказаний: "мосин" - клеймение тушью на лице, "исин" - отрезание носа, "фэйсин" - отрезание ног, "чужин" кастрация для мужчин и превращение женщин в рабынь-затворниц, "данисин" - отрубание головы. Кроме
того применялись такие наказания как битье палками и плетьми. отрезание ушей, выкалывание глаз и т.п. ^ Суд в Китае не был отделен от администрации. Верховным судьей являлся император. На местах судили представители местной администрации. Имелись чиновники, обязанные разыскивать преступников, вести войну с ворами и преступниками, начальники тюрем и лица, приводившие в исполнение судебные решения. ^ Процесс носил обвинительно-состязательный характер, но начиная с периода Цинь в судебном процессе усиливаются элементы розыскного процесса. Позднее этот вид процесса стал основным. Правовое регулирование имущественных отношений в Древнем Китае. Конец рабовладельческого периода в истории Китая отмечен появлением многочисленных сборников права. Виды собственности в Древнем Китае характеризовались эволюцией от общинных форм к частной собственности, прежде всего на землю и рабов. Особенностью Китая было наличие крупной государственной собственности как не землю, так и на рабов. Развитие товарно-денежных отношений сопровождалось развитием договорной практики. При совершении торговый сделок требовалось заключение договора в письменной форме, кроме того уплачивалась денежная пошлина. С развитием ростовщичества получает распространение договор займа, который оформлялся долговой распиской. Кроме того были известны договора дарения, аренды земли, личного найма и др. Правовое регулирование брачно-семейных отношений в Древнем Китае. Для семейного права Древнего Китая была характерна патриархальная семья с абсолютной властью отца, многоженством, культом предков. Женщина всецело находилась во власти мужа, не имела никакой собственности и была ограничена в праве наследования. Браки заключались по решению родителей.